Связанные звездами

Два пустых кресла в первом ряду бельэтажа выделялись, как дырка в нижних зубах у шестилетки. Но затем к этим креслам, улыбаясь и извиняясь перед уже устроившимися зрителями, двинулась Лаура Митчелл в сопровождении женщины с жемчужными серьгами, покачивающимися в ушах, и в палантине сливового цвета. Это почти наверняка мать Лауры, решила Жюстин, поскольку обе женщины имели сходную великолепную форму скул и подбородка и одинаковые густые волосы, кажущиеся одновременно гладкими и объемными, словно из рекламы дорогого шампуня. Заняв свое место, Лаура поймала взгляд Жюстин и легонько помахала, на что та ответила тем же.

Гайети был не из тех театров, что славятся авангардными постановками. И все же, когда подняли занавес, Жюстин поняла, что это будет не обычная «Ромео и Джульетта». Все герои были одеты одинаково – в простые черные кофты с длинным рукавом и черные штаны по щиколотки – хотя некоторых из них легко было узнать по белым и серым головным уборам. Но если костюмы были самыми простыми, то грим – весьма серьезным. Лицо каждого актера было искусно расписано, так, чтобы подчеркнуть глаза и рот.

На сцене не было задника: черный пол был заключен в полукруглый экран, на котором сменялись изображения светлого дня и звездной, звездной ночи. Когда шла ночная сцена, на этот экран проецировались созвездия, кружащиеся в медленном танце, неумолимо напоминающем о вращающемся колесе времени.

Как это часто бывает с полупрофессиональными постановками, в пьесе было множество моментов, способных вызвать недоверие у зрителя. Парень, игравший Тибальта, решил изобразить этого представителя Капулетти карикатурным злодеем. Поэтому большую часть времени на сцене он откидывал свои длинные, черные, как вороново крыло, волосы за спину и демонстрировал свое искусство мечника, по мнению Жюстин, спешно приобретенное на курсах вроде «Фехтование за месяц». Леди Монтекки подавала свои реплики с чрезмерной патетичностью, свойственной многим любительским постановкам, а лорд Капулетти, неплохо играющий в неподвижном состоянии, забывал текст, едва приходилось ходить и говорить одновременно.

Но Жюстин видела, что режиссер блестяще распределил имеющиеся в его распоряжении ресурсы. Он уговорил опытную, маститую актрису сыграть роль кормилицы Джульетты, и ее игра была идеальным балансом между трагедией и комедией. Исполнитель роли отца Лоренцо был невероятно похож – и лицом, и голосом – на английского актера Саймона Кэллоу.

А еще были сами влюбленные. Больше не Ник и Верди, а Ромео и Джульетта, ни единым намеком не выдававшие иллюзорность их любви. С самого начала они изобразили зарождающиеся между ними чувства как нечто хрупкое, нежное и глубокое, а поэтичность их реплик стала к нему отличным дополнением. И, возможно, самое невероятное в игре этих четырех актеров было то, что они почти заставили Жюстин поверить в вероятность счастливого конца.

В гробнице режиссер решил помучить зрителей, заставив Джульетту проснуться через мгновение после того, как Ромео принял яд, и подарив им достаточно времени на один страстный, полный жизни поцелуй, до того, как яд подействовал. Слезы потекли у Жюстин из глаз. Она с трудом сглотнула их, ведь горло болело от с трудом сдерживаемых рыданий.

– И с поцелуем умираю, – произнес Ромео, и тогда Жюстин, не сдержавшись, расплакалась. Достаточно громко, чтобы заставить мать Лауры обернуться. Жюстин по глупости забыла положить в сумочку бумажные платки, и теперь была вынуждена утирать слезы ладонями.

Благодарение небесам, подумала она, что режиссер решил сам сыграть князя, так что он идеально выбрал время для финальной реплики:

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте.

Зрители разразились аплодисментами. А Жюстин подумала, что Шекспир был чертовым гением. Двустишие, безвкусное, как, впрочем, и любое другое, но его хватило, чтобы эмоции хлынули через край. Когда актеры вышли на поклон, Жюстин хлопала, пока не отбила ладони.

В зале вспыхнул свет, и над правым плечом таинственным образом возник свежий, едва расправленный носовой платок.

– Итак, теперь мне кажется, – произнес кто-то, – что ты – Рак.

Жюстин обернулась и увидела, что человеком, сидящим за ее спиной, оказался Дэниел Гриффин, хотя ее затуманенное зрение сделало его силуэт размытым.

– О боже. Спасибо, – пробормотала Жюстин, взяв платок, чтобы утереть глаза и нос, причем сделала это, как она позже вспоминала, необдуманно поспешно.

– Ты не подумала о том, что театр пошлет бесплатные билеты редактору «Звезды»?