Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 2

Сама постановка таких вопросов после двадцати лет службы была живым свидетельством смирения Папы и его непреходящего чувства ответственности. Когда дети из римского церковного прихода поднесли ему после мессы подарки и он обнял каждого из них, эмоции захлестнули всех — дети плакали, Папа ронял слезы, как и тысячи людей на площади. Двадцать лет назад атлетически сложенный, решительный Иоанн Павел II вошел в историю. Те, кто имел глаза, видели нечто большее. Зрячие видели человека, который провел свою жизнь в служении Господу и продолжал спрашивать себя: «Любил ли я?»

На следующей неделе в ответ на ежегодные поздравления гостей на обеде Папа сказал в задумчивости:

— Двадцать лет Папа… сорок лет епископ…

ПРОРОК ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО СТОЛЕТИЯ

Канонизация Эдит Стейн и эмоционально насыщенное празднование двадцатой годовщины понтификата завершились в конце недели публикацией тринадцатой энциклики Иоанна Павла «Fides et Ratio» [ «Вера и разум»], представленной на пресс-конференции 15 октября. Время для нее было самым подходящим.

Это было первое подробное заявление Папы об отношениях между верой и разумом за последние 120 лет. Первый Ватиканский Собор учил в 1869–1870 гг., что человеческие существа не могут познать Господа через разум. Энциклика Льва XIII «Aetemi Patris» 1879 г. предлагала философию и теологию Фомы Аквинского как модель синтеза веры и разума. Но в мире с конца XIX в. многое изменилось, по крайней мере в философии решительно ослабла уверенность в ее способности понимать природу вещей.

То, что Папа описывает как «ложную скромность», помешало поставить главные вопросы: почему существует нечто, а не ничто? что есть добро и зло? что есть счастье, что есть заблуждение? что ожидает нас после жизни? В придачу к забвению подлинного призвания философии быть слугой истины эта «ложная скромность» открыла двери культуре, в которой человеческое высокомерие представало в самых разных видах: точке зрения на другие человеческие существа как на инструмент для достижения собственных целей, ложной вере в технологию, триумфе стремления к власти. Философия должна, заявляет Иоанн Павел, найти смысл и гармонию благоговейного страха и изумления, направленные на трансцендентальную истину. Альтернативой этому является столетие слез.

Философия, направленная на трансцендентальную истину, также необходима религии, убеждает Иоанн Павел. Древнегреческая философия помогала очистить религию от суеверия. Искушение суеверием является вечным, хотя иногда принимает форму учения, что вера не является предметом для разумного анализа. В современном культурном климате это означает, что суть веры воспринимается как дело единственно чувства и опыта. Цитируя святого Августина, Иоанн Павел решительно отвергает подобную точку зрения: …верить — это значит мыслить в согласии…Верующие люди — люди мыслящие: веруя, они мыслят и, мысля, верят… Если вера не мыслит, то она ничто». В преддверии XXI в. этот призыв к разумной вере весьма важен. Если вера и разум не работают вместе, восстановление религиозных убеждений не обеспечит надежное основание для человеческого достоинства. Достоинство в конечном счете, убежден Иоанн Павел, основывается на человеческой способности познать истину, придерживаться ее и претворять в жизнь.

Тем постмодернистским теологам, кто позволяет религии занять место за столом интеллектуальной жизни, где религиозные истины являются одной из возможных истин среди других, Иоанн Павел говорит:

— Нет, благодарю.

Пока мысль ограничена тем, что «Fides et Ratio» называет «конечным горизонтом», она неизбежно рефлектирует и замыкается в тюрьме солипсизма. Брак древнегреческой философии с христианской теологией в ранние века первого тысячелетия научил мудрости: люди могут знать, что есть истина, что есть добро и что есть красота, даже если никогда не познают их полностью. Путь к более мудрому, более великодушному и более человечному двадцать первому столетию лежит через мудрость первых веков встречи Иерусалима и Афин.

Разделение разума и веры, науки и религии, философии и теологии было трагической ошибкой и философии, и теологии, говорит Папа. Когда теологи принижают разум, а философы отвергают возможность откровения, и те и другие теряют, человечество оскудевает, и надежда на развитие подлинного гуманизма является тщетной. «Вера и разум, — пишет Иоанн Павел, — как крылья, на которых человеческий дух поднимается до созерцания истины». Нет сомнений, заявляет он в «Fides et Ratio», что для полета нам нужны два крыла. Поиск истины является присущим нам инстинктом. И величие человека, заключает Папа, в том, что мы можем «войти в истину, чтобы построить дом под сенью мудрости и жить там».