Свидетельница Гора

Эффект рабского вина, по крайней мере, того, которое применяется повсеместно, насколько мне объяснили, длится неопределенное время, но обычно рабовладельцы освежают его хотя бы раз в год. Думаю, что в данном случае, большее значение имеет не столько его медицинский эффект, сколько символический. Эффект такого вина или препарата снимается только «освободителем». Само вино, конечно, можно было бы подсластить, но обычно оно подается в оригинальном вкусе, то есть до отвращения горьким, что является, насколько я знаю, следствием того, что его основной ингредиент, корень сипа, имеет именно такой отвратительный вкус. «Освободитель» или, по крайней мере, то вино, в котором он растворен, называемое еще «вином размножения» или «вторым вином», на вкус достаточно приятен. Разведение рабов, как и разведение большинства других домашних животных, находится под тщательным контролем. Оплодотворение обычно происходит в тишине, в том смысле, что речь запрещена. Кроме того рабы обоего пола чаще всего скрыты под рабскими капюшонами. Отобранные на племя раб и рабыня не должны знать друг друга. Считается, что это полезно с точки зрения устранения или хотя бы снижения возможных осложнений эмоционального характера. Вязка всегда происходит под наблюдением рабовладельцев или их агентов, с обязательной регистрацией данного факта на надлежащих бумагах.

Конечно, была рада. Ведь точно так же, как мое кормление было признаком того, что меня решили оставить в живых, по крайней мере, на какое-то время, так и их решение дать мне рабское вино, можно было интерпретировать, как что-то вроде подтверждения моей желанности, как признак того, что эти мужчины нашли меня небезынтересной как кейджеру, даже притом, что я была землянкой.

Наконец, подошла Дорна и вручила мне кубок. Я была столь же превосходной, как и женщины этого мира! До последней клеточки! Я была уверена в этом!

На Дорну я даже не взглянула. Кто она такая, чтобы смотреть на нее?

Я стояла перед возвышением и не отрывала глаз от него, от мужчины, сидевшего на троне. Чем еще могла быть женщина моего мира перед такими мужчинами, кроме как их рабыней?

И они могли иметь нас только таковыми! Лишенные выбора мы будем служить им, покорные, послушные, робкие и ошеломленные. Они были нашими владельцами. Заботило ли их то, какие секреты мы скрывали в наших сердцах? Знали ли они, что мы сами хотели, чтобы они взяли нас в свои руки, командовали нами и оценивали? Было ли им известно, что мы сами хотели быть объектами такого желания, что сами хотели, чтобы нас упорно искали, а найдя властно, использовали для своего наслаждения? Догадывались ли они, что мы уже видели их своими владельцами, в тысяче своих тайных мечтаний? Понимали ли, что мы родились для них, что без них мы навсегда останемся незаконченными? Лично я попросила бы у них только одного, не оставить мне иного выбора, кроме как служить таким мужчинам и любить их.

— Пей вино, шлюха! — прошипела Дорна.

Но я смотрела не на нее, а на мужчину, сидевшего на троне. Внезапно я почувствовала себя очень сильной и значительной, хотя и была столь маленькой и слабой. Я пробудила интерес в этих мужчинах как кейджера. Я была уверена в этом. Так пусть теперь Дорна боится за свое место на цепи! Я готова, радостно и нетерпеливо, конкурировать с ней за привилегию стоять на коленях перед такими мужчинами!

Словно салютуя, я подняла вино вверх и немного в направлении офицера, и посмотрела на него поверх края кубка. Мои глаза говорили ему, и думаю красноречиво, сообщая о том, о чем он несомненно, знал и сам, что здесь перед ним стоит рабыня.

А затем я начала пить. Ужасная горечь! Я дрожала от этой горечи! Я вцепилась в кубок обеими руками, чтобы не выронить его.

— Не вздумай пролить хоть каплю, — предупредила Дорна.

Из моих глаз побежали слезы.

— Быстрее рабыня! — прикрикнула она, видя что я остановилась. — Еще быстрее!

И я снова поднесла кубок к губам. Это вино показалось мне еще более горьким, чем то, которое давали мне в загонах.

— Поторапливайся, — понукнула меня женщина.

У меня уже не было сил проталкивать в себя эту гадость.

— Быстрее, — требовала она.

Я посмотрела на нее, пытаясь разглядеть в ее глазах хоть каплю милосердия, но она была последней, в ком можно было это найти.

— Пей, шлюха, — усмехнулась Дорна.

Вначале я попыталась быстро залить в себя жидкость, чтобы успеть проглотить ее прежде, чем успею полностью почувствовать вкус. Напрасная надежда. Теперь приходилось смаковать каждый глоток.

Но вот большая часть препарата была во мне. Я стояла, держа кубок в руках, дрожала и кашляла. Вокруг меня слышался смех. Но на дне кубка еще оставалась жидкость. Совсем немного. Я даже могла видеть дно кубка.

Я снова посмотрела на Дорну, но она была беспощадна.

— Допивай, — бросила она. — Осуши кубок. До последней капли.