Со слов надзирателя я знала, что могла бы легко стать «серебрянотарсковой девкой», но я даже не понимала, что это могло бы означать. Нет, я, конечно, догадывалась, что это, скорее всего, означало, что при продаже меня кому-либо, тот должен был заплатить «Серебряный тарск», но при этом у меня не было никакого ясного представления относительно вовлеченной ценности. Покупательной способности этого самого «серебряного тарска» я не знала. Однако можно было предположить, что это должна быть хорошая цена за такую как я. И эта цена, насколько я поняла, имела непосредственное отношение не столько к моей внешности, сколько к тому, что пряталось внутри меня, к моей легкой возбудимости и быстрому зажиганию, и неподдающейся контролю, неудержимой страсти. Впрочем, и моя красота, если, конечно, она была, вероятно, не уменьшала мою цену. Надеюсь, что читатели, если таковые найдутся, поскольку я не знаю, дойдет ли до них моя рукопись, не будет шокированы этими моими рассуждениями. Точно так же, как мужчины выбирая одно животное для скачек, купят то, которое развивает большую скорость, а для перевозки тяжестей предпочтут то, которое сильнее и выносливее, точно так же, они будут выбирать другое животное за его красоту и страстность, имея в виду использование на мехах в своем любовном гнездышке. До некоторой степени это все еще тревожило меня, но я вынуждена была признать свою беспомощность в этих вопросах. И, как я уже говорила, дело было не столько в том, что я знала, что должна доставить максимум удовольствия владельцу и пылко ответить на его прикосновения, если не хотела поставить свою жизнь под угрозу, поскольку являлась собственностью, сколько в том, что я себя уже практически не контролировала. Мужчины сделали это со мной. Теперь я принадлежала им полностью. Пусть это поймут те, кому дано понять, что это значит, а кто не в состоянии этого понять, пусть идут куда подальше. Разве у них есть другой выбор? Впрочем, как и у меня.
— В принципе, не имело значения, — сказала она, — какова могла бы быть его каста, если только она была достаточно высокой, поскольку я сама из Торговцев, одной из самых высоких каст, если не самой высокой, за исключением разве что Посвященных.
Как раз про Посвященных я знала немного, если не сказать — ничего. Единственное о чем меня проинформировали в этой связи, это то, что, таким как я не разрешилось входить в их храмы, дабы мы их не осквернили. Обычно, если мужчине требовалось посетить храм, то он приковал свою рабыню снаружи, или оставлял ее в специальном загоне вместе с другими животными.
— Так вот, — продолжила женщина после недолгого молчания, — независимо от того, какой была его каста, предполагая, конечно, что это была одна из высших, для нас было бы практично рассмотреть возможность отношений свободных компаньонов. И если его каста считалась более высокой по сравнению с моей, ошибочно, конечно, то я, в таких отношениях, казалось бы, повышала бы свою касту. А с другой стороны, почему бы мне, не воспользоваться своей красотой и не достичь самых высоких каст, принимая во внимание, конечно, что Торговцы не были оценены по достоинству, как самая высокая из каст, разумеется, не считая только Посвященных.