Свидетельница Гора

Как только я наклонилась, он пропустил оба конца сложенного вдвое шнура между моих ног, а затем один конец продел под ошейником и связал его с другим. Теперь я не могла разогнуться, вынужденная сохранять позу подчинения. Это — весьма распространенный способ связывания, зачастую используемый и тогда, когда девушка стоит на коленях, очень полезный, если надо преподать ей, что такое почтение. При подобном способе связывания, но при котором рабыня еще и обездвиживается, используется короткая привязь, идущая от ее связанных щиколоток к ее ошейнику спереди. В этом случае любое давление, которое может возникнуть, если рабыня попытается распрямиться, придется на заднюю часть шеи. Как известно, гортань легко можно повредить, а потому следует всячески избегать приложения усилий на нее. Впрочем, подобные предосторожности касаются любых других видов домашних животных, а не только рабынь. Во время моего обучения в загонах, на меня иногда надевали ошейник-удавку. Можете мне поверить, что повиновалась я немедленно, послушная любому даже самому малейшему давлению. С другой стороны такие аксессуары, насколько я понимаю, редко, если вообще когда-либо, применяется к рабыням, особенно к тем рабыням, которые стараются быть красивыми, нежными и чувственными. Их используют, насколько я понимаю, для агрессивных животных, таких как те шестилапые животные, с которыми мне довелось познакомиться, или возможно для могучих воинов, попавших в плен, или сильных упорных рабов из карьеров или шахт, короче, тех для управления кем может потребоваться подобное жестокое устройство. А мы в них не нуждаемся! Мы знаем, кто господин. Уверяю вас, для того, чтобы мы покорно шли за хозяином, достаточно поводка и ошейника, ну, поначалу, может быть, еще плети или стрекала. Честно говоря, я полагаю, что этого можно достичь даже быстрее и эффективнее, если мы, идя на поводке, не будем бояться за наши жизни, а сконцентрируемся на том, что делаем. Если рабыня обеспокоена такими вещами, ей нечего бояться. Поверьте, плеть или хлыст, дают мужчинам более чем достаточный контроль над нами.

— Ой! — вскрикнула я.

Мужчина схватил веревку, соединявшую мои руки с ошейником, и резко дернул меня в сторону прохода. По инерции сделав несколько шагов и, чуть не споткнувшись, я остановилась в темном коридоре. Надзиратель и рабыня пока еще оставались позади меня у ограждения колодца. Об этом я могла судить по свету факела. Само собой, из такого положения, в которое меня согнули, подвешенную под потолком клетку я видеть не могла.

— Я могу говорить, Господин? — спросила рабыня с факелом.

— Да, — буркнул мужчина.

— Вы думаете, что выкуп за нее заплатят? — поинтересовалась она.

— Будем надеяться, что да, — хмыкнул хозяин подземелий, — по крайней мере, для нее так будет лучше, поскольку она вызвала мое недовольство.

— Да, Господин, — вздохнула женщина и, освещая дорогу факелом, последовала за надзирателем, который, подволакивая ноги, вошел в проход

Рабыня могла похвастать длинными волосами. Ей не дали даже ленточки, чтобы как-то подвязать их или украсить, так что они темным водопадом стекали на ее плечи и закрывали большую часть спины. Признаться, я завидовала ее волосам, и нисколько не сомневалась, что, выведи ее на торги, и она уйдет по самой высокой цене. Мне даже стало интересно, неужели количество красавиц в этом городе пиратов и воинов, настолько зашкаливало, что даже такой экземпляр, как она, способная в другом месте стать драгоценным камнем чьей-нибудь коллекции или кульминацией аукциона, трудилась здесь, во мраке городских подземелий, словно была самой низкой из рабынь, подвластной мрачному лабиринту, контролируемому монстром. Однако она по определению не могла быть самой низкой из рабынь, поскольку на это место претендовала я сама, хотя бы потому, что мои уши были проколоты, что в этом мире, как оказалось, являлось вопросом большой значимости. Также, у меня не было повода для особой к ней жалости, страха или отвращения, как и нужды оплакивать уникальность ее судьбы, из-за того монстра, к которому она адресовала обращение «Господин», поскольку это ничем не отличалось бы от моего собственного ему служения и почтения.