Свидетельница Гора

Увы, я слишком недолго обучалась этой форме искусства, в результате мои знания и умения были крайне поверхностны. Я сама отдавала себе отчет в том, насколько бледно, несмотря на все мои потуги, должны выглядеть мои движения по сравнению с тем, что может исполнить умелая танцовщица. Могла ли я продемонстрировать что-то большее, чем неуклюжее выгибание и извивание моего тела, умоляющего о милосердии? Но, может быть, его развлекало мое отчаяние? Возможно, это был просто праздный интерес коллекционера, и, в конечном итоге, он проявит ошеломительную терпимость к неловким и жалким потугам земной рабыни, отчаянно пытающейся понравиться ему, в надежде избежать побоев. А что если он и приказал мне делать это, только затем, чтобы у него появился благовидный повод в конце выпороть меня за мою неуклюжесть? И при этом мне не хотелось бы испортить танец. Все же танцевать я любила. Ведь это настолько красиво! Я хотела, по крайней мере, продемонстрировать, в пределах своих возможностей, конечно, хотя бы что-то из того богатства, сложности, глубокой чувственности, какими обладал этот танец. Такой танец может стать открытием для того, кто был незнаком с ним прежде, кто никогда не видел его. Некоторые даже представить себе не могут, насколько прекрасной и возбуждающей может быть женщина, пока они не увидят ее в таком танце. Найдется немного способов, которые могли бы лучше, чем этот танец, со всей очевидностью раскрыть то, насколько невероятно красива, изумительна, драгоценна, замечательна женщина. Неудивительно, что после этого они хотят получить нас в свои цепи. И, конечно, надо признать, что меня пугал этот человек. Я действительно хотела показать ему себя, продемонстрировать себя перед ним. Разумеется, мне отчаянно не хотелось знакомиться с его плетью, но, одновременно с этим, и это следует признать, я хотела, чтобы он желал меня. Двигаясь перед ним в танце, открыто и сексуально, как та, кем я была в этом мире, мире таких мужчин как он, я хотела понравиться ему, а в его лице и всем остальным мужчинам, хозяевам этого мира. Я хотела пробудить в нем страсть! Он, как и большинство мужчин на этой планете, зажигал огонь в моем животе. Я танцевала перед ним. Время от времени, он протягивал руку, брал что-нибудь из еды, остававшейся на столе, и, не сводя с меня своих глаз, отправлял в рот. А я тем временем, вспоминала движения руки, вращения, подъемы и толчки! Но вдруг, в какой-то момент, может быть, когда я стояла перед ним на коленях, двигая руками, головой и плечами, я почувствовала, что стала единым целым с музыкой и танцем. Пораженная вспыхнувшим во мне восторгом, я плавно поднялась на ноги и начала двигаться по комнате. Что если бы в этот момент, в этой комнате присутствовали сотни зрителей? Не поедали ли бы они глазами эту танцовщицу? Я протанцевала даже к музыкантам, двигаясь перед ними и демонстрируя им себя как женщину, как рабыню. Разве они не были такими же мужчинами? И разве это не значило, что они были теми, перед кем для меня было уместно представить себя во всей красе, в надежде на их одобрение? В глазах музыкантов я прочитала нечто, чего я, признаться, не ожидала там найти, то, что они ничуть не были рассержены видом рабыни, извивающейся перед ними. Какую надежду вселило это в мое сердце, с каким восторгом и бешеным ритмом оно забылось в моей груди!