Конечно, у себя дома мужчины часто держат своих рабынь голыми. Но, это имеет особый вкус и аромат после того, как мужчины рисковали, дрались, побывали на грани жизни и смерти. В такие моменты они получают ни с чем несравнимое удовольствие от того, что им служат обнаженные женщины. Возможно, такое обстоятельство, столь простое само по себе, напоминает им о радости и жизни. Безусловно, пикантность наготы, как множества других вещей, очень зависит от контекста. Есть, глупо выглядящая оскорбленная и непокорная нагота раздетой, дергающейся в петле захвата, свободной женщины, которая еще не знает того, что будет сделано с ней. Есть ее же дрожащая нагота, когда она лежит на животе посреди лагеря охотников, ожидая своих цепей. Есть нагота выставочных клеток, в которых женщина должна красиво двигаться и позировать перед потенциальными покупателями. Есть выставленная на всеобщее обозрение нагота стоящей на сцене торгов рабыни, ожидающей своей продажи. Есть покрытая потом нагота работы, когда она, стоя на четвереньках, натирает пол в комнате своего хозяина. Есть нагота рабыни, омывающей господина. Есть утренняя нагота рабыни, стоящей на коленях перед владельцем и с трепетом ожидающей услышать, позволит ли он ей одеться. Есть прекрасное тепло любящей обнаженной рабыни, подающей вино при свете лампы любви. Есть зажигающая нагота рабыни, возбужденной своим же танцем и умоляющей о прикосновении господина. Есть нагота женщин врага, служащих на пиру победителей, нагота, чествующая своих завоевателей и провозглашающая судьбу прекрасных военных трофеев.
Есть много видов наготы, каждый со своими нюансами и изюминкой, но общим знаменателем в них является красота женщины, пленницы, рабыни. Она волнует и восхищает мужчин. Соответственно, они наслаждаются ей. И они, как собственники, жаждут того, чтобы она была подчинена их желанию, причем полностью, тотально, безоговорочно.
— И эту ночь, — добавил офицер, — Ты будешь спать в ногах моей постели, прикованная цепью к рабскому кольцу.
— Да, Господин, — ответила Дорна.
Можно было не сомневаться, что он хорошо попользуется ей, прежде чем столкнет с кровати на пол. Признаться, в тот момент, я черной завистью завидовала ей, рабыне единственного владельца.
— Иди! — приказал он своей женщине.
Интересно, бросит ли он ей простынь, как мне, или оставит спать совсем голой? Если да, то я надеялась, что не больше! В конце концов, она тоже была рабыней!
Несомненно, он посадит ее на ту же цепь и защелкнет тот же самый ошейник, что был на мне в ту ночь. Мне даже стало интересно, как много женщин спало таким образом, головой к его ногам, на полу подле его дивана. Уверена, что очень много. Все же это был могучий гореанский самец, и к тому же мужчина влиятельный и высокопоставленный.
А еще мне хотелось бы знать, была ли я первой рабыней с Земли, которой посчастливилось спать у его рабского кольца. Признаться, это показалось мне маловероятным.
— Да, Господин! — радостно воскликнула Дорна и, вскочив на ноги, пробежала через террасу, и нырнула в дверь одного из зданий, того самого, из которого ранее ее, вместе с другими горожанами выгнали налетчики.
Интересно, подумала я, понравится ли она ему так же, как я. Что ни говори, тут многое зависит от таинственного огня чувств, что вспыхивает в отношениях между рабовладельцами и их рабынями. Как еще объяснить то обаяние, которым порой даже самая простая рабыня может сразить самого сильного, богатого и красивого из мужчин, к тревоге и удивлению красоток, томящихся в его саду удовольствий? Как еще объяснить, почему рабыня, достойная дворца убара на невольничьем рынке вдруг, без спроса и разрешения, бьется в своих цепях, в надежде броситься на живот перед уродливым, чудовищным монстром самого, что ни на есть низкого происхождения, в отчаянии умоляя купить ее? Может просто она разглядела в нем своего господина? То же самое можно сказать и о той власти, которой такой самец иногда может обладать даже над свободными, красивыми девицами знатного происхождения, что при одном виде его готовы упасть перед ним на колени и умолять о его ошейнике. Возможно, они тоже смогли увидеть в нем своего господина.
Но иногда, случается и так, что прошлое женщины, оказавшейся в неволе, может усилить ее привлекательность для мужчины. Например, для убара, несомненно, было бы приятно владеть убарой завоеванного города, и видеть ее у своих ног в ошейнике. Конечно, теперь она всего лишь его рабыня, но ведь понятно, что ее прошлое, точно так же, как ее волосы и фигура, будет влиять на то, как к ней относятся. И пусть она надеется, что рано или поздно, к ней начнут относиться, как всего лишь к одной из рабынь. Она же не хочет, чтобы ее мучили из-за ее прошлого, и безжалостно обращались с ней из-за этого. Пусть рабовладельцы проявят к ней милосердие. Пусть они забудут ее прошлое! Пусть они начнут смотреть на нее как на простую рабыню! Ведь это — теперь все, чем она стала.