Свобода и любовь (сборник)

Вася читает письмо раз, другой. И то сладкой радостью зальется сердце, слезы на глаза навертываются. «Временное». «Люблю одну тебя». То злоба на Владимира вскипит: она же его «истерзала»! Она же его пожалей! А он пожалел? Не терзал? Высыхают слезы и жестко сжимаются бледные Васины губы. «Несчастный»! Подумаешь, несчастный!.. Всю ночь с другой миловался… Голубой шелк носил… Васи не пожалел. Как просила-то вчера: останься! Всю душу в глаза вложила!.. Руку Васину сбросил, на нее же «по-мужнину» крикнул и ушел!.. Пишет: «Одну тебя люблю»! Лжет! Не любит! Хороша любовь. Одни обиды, одни горести. На что Васе такая любовь?… А почему же он пишет: «Прощай. Знай, что без тебя я жить не стану»! Уж не вздумал ли чего?… Пустое! Грозится. Чтобы Васю разжалобить, чтобы, как дура, на зов его побежала…

И снова, в третий раз, читает Вася Володино письмо.

Мария Семеновна сидит, степенная, будто равнодушная, пот с лица обтирает, платком обмахивается.

– Только вы ушли вчера, Владимир Иванович и пришел. Спрашивает: где вы? Говорю: я почем знаю? В кабинет ушел. За бумаги сел. Потом по телефону Ивана Ивановича вызвал. Вместе сидели. За полночь в кухню пришел, спрашивает: не вернулись ли? Говорю: нет. Опять ушел. Ивана Ивановича проводил да и в спальню прошел. Там, верно, вашу записку-то и прочел. Слышу, плачет. Будто малый ребенок убивается… Так всю ночь и не ложился… Ходит, ходит, ходит… А сегодня с утра и чаю не напился, «ничего, говорит, не хочу». Подите, разыщите мне Василису Дементьевну. Всех ее друзей объездите, пока не найдете. Без нее чтобы и домой не показывались.

Слушает Вася, щемит сердце. Привычная нежность к Владимиру душу бередит, сердце болью заливает. Один ночь был. Ее ждал… Томился, плакал… Звал ее, Васю. А она-то тут как мучилась! Она-то как к нему рвалась! Она-то ревностью терзалась… Видно, еще не разорваны нити, что сердца их спаяли, видно, не ушла еще любовь! Зачем же муку длить?… Вернуться? Пойти к нему, только чтобы объясниться?…

– Когда вы уходили, что делал Владимир Иванович? В правление собирался?

– Когда уходила? Да как раз сударушке своей по телефону звонил… Горем, видно, своим поделиться думал… А может, и радостью… Кто их, мужчин, разберет? Им бы только скандала не было…

Сударушке звонил? Сегодня? Сейчас? Письмо послал Васе, а сударушке звонит?… Может, права Лиза: за Васю только потому и держится, чтобы скандала не было? Кабы не жена признанная была, и глядеть бы не стал!.. И зовет-то только, чтобы над ней снова глумиться… Нет! Довольно! Молчи, глупое сердце! Не пойдет к нему Вася. Не попадется на удочку!

А у самой от горя в глазах темнеет.

– Скажите Владимиру Ивановичу, что ответа ему не будет. Вот и все… И идите скорее… Идите же! Ну, идите!

– Да уж скорее скорого не пойдешь! А торопиться в таких делах тоже не след… Вы бы, Василиса Дементьевна, раньше подумали. Хоть, конечно, Владимир Иванович виноват перед вами как перед супругой, а и вы не правы. Кто же молодого-то мужа месяцами одного оставляет? Да и если рассудить, Владимир Иванович во всем прекрасный муж… О вас как заботится!.. Какао пьете ли? Яйца ли свежие для вас купила?… О вещах ваших больше вашего думает, отказу вам ни в чем… А что насчет женщин… Так кто же из них не грешен?

Вы супруга, вам и почет. А там что? Деньги заплатил, подарок сделал, и весь сказ!..

Слушает Вася Марию Семеновну, и еще нуднее на душе… Кабы могла она, Вася, так думать, все бы просто было! Не понимает Мария Семеновна, что обида-то не в том… Не друг ей больше Владимир. И веры ему нет… А веры нет, как вместе жить?…

– Не подождать ли до вечера, Василиса Дементьевна? Пойду я домой да и скажу супругу, что вы подумаете и вечером ответ пришлете? Так-то помудрее будет. А то фр! решила! Отчеканила!.. Сгоряча-то и ошибиться можно. Как бы потом не пожалели, не плакались бы.

– Нет, Мария Семеновна, не уговаривайте меня. Как сказала, так и будет. Не вернусь я к нему больше… Кончено.

А у самой губы дрожат и слезинки, крупные, редкие, по похудевшим щекам текут.

– Ну, дело ваше!.. Совет да сказ, а решать-то вам.

Ушла Мария Семеновна, а Васе опять, как раненому зверю, стонать хочется, громко, протяжно, чтобы на весь дом, на всю улицу слышно было. Кончено. Не вернешь! Прощай, Володя!.. Прощай, любимый! Прощай, желанный!

Тянутся Васины худые руки к Володе, рвется к нему наболевшее сердце… Текут слезы по бледным щекам.

А мучитель-разум говорит: «Довольно. Не иди. Кончи. Пора».

Плакала, плакала Вася, уткнувшись в Лизины подушки, да и уснула. Всю ночь глаз не сомкнула, шутка ли!

Проснулась от гудения. Под окном автомобиль тарахтит.

Чей? Вскочила. А вдруг Владимир сам за ней приехал? Надежда-радость в сердце дрогнула. К ставням бросилась. Спешит, открывает. А в дверях уже Вася-рассыльный стоит.

– Несчастье у нас, Василиса Дементьевна. Владимир Иванович отравился.

Что? Что? Метнулась Вася к Васе-рассыльному, за руку схватила. Умер?

– Нет еще, жив. Только очень коряжится, мучится… Вас зовет… Вот Иван Иванович меня за вами и пригнал. На автомобиле.