Свои, родные, наши!

Однако, когда Герман не сразу, с явным трудом открыл дверь, Сергей сразу понял, что о притворстве не может быть и речи. Герман изменился не просто сильно – страшно. Это в самом деле был полутруп…

– Я знаю, что ты любишь Лилю, – сказал Герман, не дожидаясь, когда разговор начнет потрясенный увиденным, растерявшийся Сергей. – Но она никуда не уедет.

– Тебе так приятно ее мучить? – мигом забыв о всяком сочувствии к умирающему, выкрикнул Сергей.

– Нет, – качнул головой Герман. – Я написал завещание. Несколько лет тому назад я удачно вложил деньги в трастовый фонд. Он неплохо заработал. Я тоже. Так что я сумею обеспечить и Лилю, и Аришу.

– Да! – ехидно усмехнулся Сергей. – Я видел часы. Они что, действительно стоят десять тысяч фунтов?

– Они стоят одиннадцать тысяч восемьсот фунтов, – равнодушно сообщил Арефьев. – Могу показать чек. Я оставлю им этот дом, который теперь принадлежит мне, все свои сбережения. Но…

Он запнулся, исподлобья взглянул на Сергея.

«Актер! – с ненавистью подумал тот. – Как всегда – актер! Какая эффектная пауза!»

Нет, Герман не просто так тянул паузу… казалось, он достает спрятанный острый нож – и готовится нанести внезапный удар.

– Но при одном условии: они должны остаться жить здесь, а не уезжать туда, в «совок».

Да… нож оказался острым, а удар внезапным!

– Ну и гнилой же ты тип! – Сергей вскочил, голос его прерывался в ярости. – Один раз в жизни хочешь сделать что-то хорошее, и то условие ставишь!

Он ходил по комнате, как заведенный, только теперь замечая, как здесь все изменилось. Сергей помнил богемное, неустроенное жилье – теперь на всем лежал отпечаток прочного дохода. Герман не врет, он стал богат. Сделан дорогой ремонт. Кругом антикварные вещи. Другая мебель, все другое. Только портрет Лили на стене – тот же… И гнусная натура Германа – та же!

– Лиля знает о завещании? – спросил, с трудом сдерживаясь.

– Это будет для нее сюрприз, – прохрипел Герман.

– Как-то много сюрпризов для моей женщины! – выдохнул яростно Сергей.

Герман откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, пожевал тонкими бледными губами. Но голос его обрел твердость:

– С каких пор она стала твоей женщиной, а? Ты зря, Сережа, прилетел! Уходи.

Лицо его было уже почти лицом мертвеца, но этот наполовину мертвый человек с невероятной силой и упорством цеплялся за то, что составляло жизнь и счастье Сергея Морозова! И не собирался выпускать это сокровище из своих исхудавших, почерневших рук.

Сергей вышел. Его трясло от безнадежности. Пусть кому-то другому Арефьев заливает, будто он составил свое завещание ради блага Лили и Аришки, для того, чтобы его любимая женщина и дочь не вернулись в столь презираемый и ненавидимый им «совок». Пусть говорит это кому-то другому! Сергей прекрасно знал: таким образом Герман хочет разлучить Лилю с ним, с Сергеем, с человеком, которого она любит. Как ехидно он спросил: «С каких пор она стала твоей женщиной?» Так не доставайся ж никому, вот как это называется!

И снова он долго бродил по Лондону… Ненависть к Арефьеву не давала дышать. И к ней примешивалось сознание собственного бессилия.

Деньги… много денег! Да, у Германа есть средства удержать около себя Лилю. А у него, у Сергея Морозова? Что есть у него? Там, в Москве, он кое на что способен благодаря связям и должности, а здесь? Что может он сделать для Лили здесь? Снова отдать ей свой гонорар за книгу? Смешно…

Наконец Сергей устал и озяб. Завтра днем ему улетать. Пора возвращаться в отель.

Приехал, достал из бара бутылочку виски, отхлебнул, упал на кровать, как был, не раздеваясь. Надо бы позвонить Лиле… Хотя у нее Костя: ей, конечно, хочется побыть с братом. Может быть, позвонить утром? А может быть, вообще не звонить?

Ох, проклятый, проклятый Арефьев, какую боль причинил он Сергею…

Внезапно открылась дверь, кто-то зашел в номер.

Сергей не поднимал головы.

Раздался голос Лили:

– Можно войти?

Сергей приподнялся. Он был так разъярен, что даже это ее внезапное появление не смогло его утихомирить.

– Ты уже вошла, – буркнул, отбрасывая пустую бутылочку.

Встал, достал новую, открыл, глотнул.

– Сереж, ты сердишься на меня? – робко спросила Лиля.

– Нет, – буркнул он. – Я на себя сержусь.

– Я не понимаю…

– И не надо! Ты зачем пришла?

Он ненавидел ее сейчас – ненавидел, потому что по ее вине чувствовал себя униженным и нищим.

Правду сказал Арефьев, что она не знает о завещании? Или все же знает?

– Сейчас ночь, зачем ты пришла?!

– Ну, во-первых, я хочу сказать тебе спасибо за Костю, – тихо проговорила Лиля.

– Пожалуйста, – буркнул Сергей, не глядя на нее.

– А во-вторых, если женщина приезжает к любимому мужчине одна, ночью…

Сергей резко повернулся, глянул холодно, недоверчиво:

– А я любимый?

Лиля испытующе взглянула на него, потом вдруг засмеялась и припала к его губам.

И все, вся его злость исчезла, только желание осталось – и ощущение счастья, незнаемого ранее счастья.

…С этим же ощущением восторга и блаженства проснулся он поутру. Лиля еще спала, и Сергей принял душ, оделся, осторожно поглядывая на нее и улыбаясь.