Своя Беда не тянет

— Ты так лихо оприходовал «ракету»! Где ты ее взял? Не сам же смастерил на коленке!

— Я?! — от возмущения я хотел вскочить, но не справился. Тюк был округлый, неудобный, верткий, он поехал под коленки и я кувыркнулся назад, головой в какую-то сумку, кажется, забитую кирпичами. Пока я барахтался и вставал, приводил в порядок слух и зрение, Беда куда-то исчезла. Вместо нее в комнате стояла баба — смуглая, черноволосая — и щербато улыбалась. Я потер глаза, но потом вспомнил про хлопковое масло и затянувшуюся невинность:

— Фатима?

— Салима, — поправила она.

Может, ей и сорок, может, она и девственница, но я бы сказал, что ей пятьдесят и у нее климакс.

Я спохватился, что должен ее попугать и спросил с угрозой:

— Лошадь страшная, ты откуда?

— Где лошадь? — удивилась она на хорошем русском.

Лучше бы она спросила, почему страшная, я бы знал, что ответить.

— Да это собака! — выкрутился я и потрепал за загривок подбежавшего Рона.

— А Надирка на рынке осталась! — радостно сообщила мне Салима, даже не думая меня пугаться. — Сейчас будем делать плов и самсу греть! Вы теперь с нами будете жить? Комната большая, располагайтесь!

— Да не, пошел я…

— Что вы! Плов! Самса! Элка совсем ничего не кушает. Только пьет кефир и курит! Так воняет, так воняет! А крупному мужчине надо много кушать!

Мне понравился ход ее мыслей. Я почувствовал, что слюноотделение опережает всякие другие мои рефлексы. Плов! Самса! Коран, Акунин и «Партнерский секс»! Да, и Донцова тоже. Блин, да ничего эта Салимка, и чего Беда волну гонит?!

Я как пес по команде «рядом», пошагал за Салимой на кухню. Салима на удивление ловко маневрировала среди завалов. Она вообще все делала ловко и быстро — «шуршала», как сказал бы мой дед-богатей Сазон. Не успел я глазом моргнуть, как на плите, в огромном казане уже жарились лук и мясо. Казан, наверное, она тоже привезла с собой. Я успел забыть о существовании Беды, когда она выскочила из ванной, с мобильником в руке, и заговорщицкими жестами вызвала меня в коридор.

Я нехотя покинул кухню.

— Мне звонил следователь Питров, — сообщила она.

— Кто?! — если честно, я не сразу вспомнил, кто это такой и хихикнул:

— А что у тебя с ним?

— У него со мной почти допрос. Он спросил, звонил ли мне днем на мобильный ученик школы номер двадцать Игорь Грибанов.

Я перестал хихикать и больно прикусил губу. Обрывки мыслей замельтешили в мозгу, одни из них были смешные, другие не очень, третьи и не мысли были даже — так, мыслишки. Например: когда она успела схлестнуться с Грибановым и зачем? Я жил с наркоманкой, а может — убийцей? Ей не фиг делать пальнуть в особь мужского пола, если эта особь не пляшет под ее дудку.

— Откуда ты знаешь Грибанова? — спросил я, принюхиваясь. Из кухни так пахло, что я бы сменил веру, чтобы так питаться, и… изучил «Партнерский секс».

— Из школы номер двадцать я знаю только тебя, — сказала Беда, буравя меня глазами через очки. — И днем, с номера, который назвал мне Питров, звонил мне ты. О чем я и доложила следователю Питрову.

Я ошарашено молчал. Потом в голове моей начало проясняться. Значит, у Грибанова нашли мобильник Ильича. Значит, Глазков за порцию травы расплатился с Грибановым мобильником, который нашел в туалете, пока я бегал с бутылкой к Ильичу. Искал, наверное, бутылку, а нашел телефон. Или нет, телефон нашел сразу, а бутылку искал уже тогда, когда получил порцию травы…

— Я же говорила, у тебя проблемы, — усмехнулась Беда. — Давай, Бизон, выкладывай, откуда у тебя «ракета» и почему телефон, с которого ты звонил, у следователя. — Она завелась, заблестела глазками. Запахло приключениями и, кажется, я перестал быть для нее занудой.

Сначала мне стало грустно, потом смешно: чтобы я стал представлять для нее интерес, нужно, чтобы в моей жизни появилась пара — тройка криминальных трупов и мной заинтересовались правоохранительные органы.

Я поддался ее безудержному любопытству, я выложил ей все прямо тут, в темном тесном коридоре, шепотом, с подробностями, которые обошел на допросе у следователя.

— Говорила же, у тебя проблемы! — она приблизилась максимально и цапнула зубами меня за ухо. Я не очень-то обольстился от ее обкуренной нежности. Пусть сделает это на трезвую голову.

— Забавная история, — засмеялась она. — А ты уверен, что этот твой Женька действительно не причем? Ведь сарай-то был открыт, все это видели! Посуди сам: его чуть не убили подростки, одного из которых звали Игорь. «Игореха, стреляй!» Конечно, там, один против этой «группы здоровья» он не попер. А тут отлежался, оклемался, высунул из сарая нос, Игореху того опознал и, воспользовавшись кутерьмой, возникшей во время землетряса, его пристрелил.

— Бред, бред и бред! Сама посуди: у него не рожа, а кусок мяса! Он практически ничего не видит, как он его разглядел и опознал? Он голоден, болен, и за крышу над головой готов языком вылизывать школьный двор. Кто сказал, что «Игореха, стреляй!» и медалист Грибанов одно и то же лицо? Домыслы и совпадение. И кто сказал, что у Женьки-бомжа есть оружие? Если бы оно было, то палить он бы стал не в школе, а там, где его били.