Своя Беда не тянет

— Гав! — рявкнул я, и она заткнулась.

Я со всего размаха плюхнулся рядом с ней, лежак качнулся, и она клацнула зубами.

— Хорошо, что мы в центре тектонической плиты, — тихонько сказала она, не в силах держать долгую паузу.

— Женька не мог убить, — я руками потер голову. Мне не хотелось выглядеть идиотом, который пригрел возле школы убийцу и я стал искать аргументы.

— Если даже он и нашел оружие, он почти ничего не видит. Один глаз заплыл, другой — щелочка. Шансов прицелиться — ноль. Как он прошел в школу? Баба Капа — цербер! Мимо гардероба незамеченным не пройдешь. В отличие от других бабушек-вахтерш она не дремлет, а бдит. При виде этого чучела Возлюбленного она подняла бы такой ор, что всем чертям тошно стало.

— Черный ход! — заумничала Беда.

— К тиру не пройти, минуя гардероб, даже через черный ход. Да пойми ты, такое сумасшедшее число совпадений не могло случиться! И пистолет-то он отыскал, и Грибанова-то рассмотрел и опознал, и в школу-то проник незамеченным — это с его-то рожей и габаритами! — и попал-то во время уроков, когда коридоры пусты, и самое главное, повстречал Грибанова одного! Грибанов отпросился с урока в туалет на минуту! Кто об этом мог знать? И потом — выстрела никто не слышал. Значит, стреляли, когда все выбежали из школы? И потом, — у меня оставался последний аргумент, — я сказал Женьке, что закрою его на замок снаружи. Не закрыл, конечно, просто пристроил замок, чтобы от меня все отстали, но он-то думал, что он закрыт! И потом, — оставался еще один маленький, никчемный аргументик, я не должен был его говорить, но я все-таки сказал, — он добрый.

Беда захохотала, как сумасшедшая, повалилась на спину, задрыгала ногами. Я разозлился на себя — ведь знал же, что нельзя этого говорить.

— Вот за что я тебя люблю, песик, так это за то, что ты веришь в добро и зло, малюя мир черно-белыми красками! А когда ты последний раз проверял оружие?

Лучше бы она книжки писала, чем травила меня своими вопросами.

— Когда? Ну, когда?

— Да не проверял я оружие! Как положил тогда при тебе, так и не проверял!

— Браво.

Я посмотрел на часы и вскочил.

— Поехали!

— Куда?

— Только Женька сможет все объяснить!

— Уж не свидание ли тебе с ним пообещали?

— Не свидание. Быстрее, времени мало!

Я за руку сдернул ее с красного одеяла. Беда упиралась своими длинными конечностями и даже попыталась меня укусить.

— Но он же признался! — заорала она.

— Будто ты не знаешь, как признаются в ментовке. Он отброс, на него навесят все, что не раскрыто за последний квартал!

— Ладно, — она перестала выкручиваться. — Только за руль сяду я.

— Валяй! — крикнул я и помчался к машине.

* * *

Движок молотил на морозе, я его не выключил, не было времени возиться с отверткой. Я заскочил слева, и все-таки сделал попытку поискать руль, но Беда уже рванула с места, в миллиметре пролетев мимо школьных ворот.

— Колхиани, шестнадцать! — крикнул я. — Женька сейчас в «нолевке» сидит. Это такой «аквариум» на первом этаже, там всех задержанных перед допросом маринуют! Потом ведут на второй этаж, там уголовный розыск. Пока Женька внизу, попытаюсь с ним поговорить. Меня вся ментовка знает, я каждую неделю туда мотаюсь по делам школы. Быстрее, пока его на допрос не увели!

Моя «селедка» понеслась как реактивный самолет. Беда была неплохим пилотом — педаль в пол, руль на себя. За окном мелькали смешные улицы, плохие фонари, дурацкие дома, прикольные машины…

Нет ничего страшнее обкуренных мозгов. Но понял это я только на следующий день.

— Приехали! — крикнула Беда у металлических ворот.

Я выскочил и помчался в здание РОВД. Дежурный мент, стоявший на входе, кивнул, узнав меня.

— Грачевская у себя, — сказал он и отвел отсутствующий взгляд.

Наверняка, все знают, что убийцу задержали в моем сарае. Стараясь не бежать, я прошел мимо стеллы в честь погибших в Чечне милиционеров, и увидел, что Женьки в «нолевке» нет. Вместо него в прозрачной будке сидел омерзительный тип с глазами, как колючая проволока. Я развернулся и рванул обратно, пробормотав на выходе: «Черт, забыл в машине…», чтобы дежурный не удивлялся, что до Грачевской я так и не дошел.

Я вышел на крыльцо. Вот, собственно, и все. Что наплетет на допросе Женька? Что нашел оружие в моем сарае? Почему тогда сразу об этом не сказал?

Я не пошел к машине. Я обогнул здание, зайдя с неосвещенной стороны. Где-то здесь был черный вход и черная лестница на второй этаж. Мы с Риткой часто выходили туда поболтать о школьных делах; она курила, а я нюхал дым, слушая ее рассуждения о детской преступности и о том, как с нею бороться.

Я нашел эту дверь, подергал, она поддалась. Спроси меня сейчас, на что я тогда рассчитывал, поднимаясь по лестнице, скажу — не знаю. Спроси об этом тогда, сказал бы — всегда нужно пытаться что-то сделать, даже когда сделать ничего нельзя. Ничего нет страшнее обкуренных мозгов. Только халатность органов, чьи запасные двери не должны быть открыты для посторонних.