С тех пор, как я понял, они лет семь не виделись, после как-то помирились. А как решил Петрович тряхнуть стариной, повести партию в лес - так и его с собой позвал. Всё-таки родня, не чужие. А поутру, как нашли Петровича убитого, так бабы, ясное дело - в вой, возле усопшего убиваются, от них толку никакого. Гришка Митяя послал, тот и оббегал всех, и гроб привёз, полдня, считай, без роздыху. А Афанасий покрутился, послушал, да и ушел куда-то, до сих пор нет его.
Призадумался я. В кухне посидели, с Гришкой да Фимкой. Гришка мне квасу холодного налил. А тут вдруг шум: явился шурин - лёгок на помине. Едва на ногах держится. На лавку сел да давай заплетающимся языком объяснять, как в трактире его окружили, спрашивали да угощали. Я, признаться, встревожился - а ну как начнёт обо мне и карте говорить. Не то чтобы я того боялся, но раз слово несказанное - так и дела нет. Но видно Афанасий опомнился, да побоялся, а может и сам уже не помнил, что поутру в трактире наплёл. Тут я со строгим видом и велел:
- Говори, что вчера весь вечер делали?
Тот на меня смотрит. Я подсказываю:
- Приехали, расположились. Дальше что?
Тот даже лоб наморщил - так думать стал:
- В баню сходили, за столом посидели. А после и спать пошли.
Я спрашиваю:
- А где ты, Афанасий, спал?
Гришка подсказал:
- Да тут же, на лавке.
А тот вдруг опомнился:
- Я это, гляжу, хозяин к себе пошел, я посидел-посидел, гляжу - тех нету...
- Кого нету? - не выдержал я паузу.
- Так Федора у постояльцев видать была, Митяй - тот по хозяйству, так я Гришку позвал, так мы посидели на кухне, так и не налил ведь...
Я к Гришке обернулся. Тот бровями недовольно повёл, видит - на Афанасия всё равно надёжи нет, тот уже вновь думает, чего бы намолоть. Стал сам говорить:
- Всё за золото ко мне приставал, где бы его батя найти мог. Да верно ли, что только тому золото в руки даётся, кто слово особое знает. Еще говорил, что хорошо бы мне было в горную контору пойти - свой человек был бы.
Вижу я, что разговорился Гришка, спрашиваю:
- Так чего же и не пошел?
Гришка лишь головой покачал:
- Там жди - то ли кусок кинут, то ли не угодишь - назад погонят. А я в заводе на хорошей работе, и деньги не малые, когда и с приисковыми не сравнить, и состояние вовсе иное. По лесам никогда не бродил, это сейчас в заводе трубу новую ставят, так отец меня и отпросил на месяц. А приисковые - они что, кто за золотом пошел - уже назад не вырвется. Фарт как придёт, так и уйдёт, вот и живут: часом с квасом, порою с водою. А я машину слышу - я у инженера на хорошем счету. Уже за старшего, еще лет пяток или десяток, глядишь, и мастером буду.
Это я знал - мастера считались верхушкой местного общества, к тому же более чем зажиточной. Гришка дальше продолжал:
- Так я посидел-посидел, еле от Афанасия отделался, к себе пошел. Митяй уж спал крепко, так и я лёг. Вот и всё, ничего боле и не было.
Картина вроде бы и понятная, а не до конца. Тут Фимка подошел, говорит тихонько:
- А Федору то ты, барин, и не опрашивал.
Я было хотел удивиться, да передумал. Стал слушать.
- Лет-то Федоре сколько? Двадцатый идёт. А отец её замуж не отдавал, дома работница была нужна. А уже и перестарка считай.
Тут я вчерашний вечер по времени и прикинул. Афанасий утверждал, что Федора у постояльцев была, когда я её и в глаза после не видел. Говорю Гришке: "Позови сестру". Тот даже удивился: "С девки какой спрос?"
- А такой, - говорю, - сейчас узнаете.
Пришла Федора. Голову опустила, глаз не поднимает. Спрашиваю ласково:
- Есть ли жених у тебя, девица?
Та еще ниже голову опустила, молчит.
- Нету, - говорит Гришка. - Батя в том месяце с Морозовыми хотел сговориться, за их меньшого, да на приданном что-то не сошлись.
Подумал я, подумал:
- А еще кто хотел сватать?
Гришка приосанился:
- Многие попервах хотели. Да батя тогда отвадил, теперь наши и не идут. Вот и матушка Марьяна сказывала - как девке за двадцать станет, так ни хромой, ни косой не возьмёт уже. Разве что от соседней деревни зимой приходил Василий Литой, тоже зазря.
И тут я вижу - Федора встрепенулась как-то. Глядит даже с испугом. Тут и Гришка что-то понял:
- А я ведь того Ваську у нас в Лукьяновке вчера видел.
Стал я расспрашивать. Василий оказался неплох жених - из мастеровых, из сапожников. Семья от того ремесла была зажиточная, добро по ветру не пускала. Говорю:
- Идите, зовите Ваську.
Гришка ушел, Федора в слёзы. Мол, к ней он приходил. Знал, что отец не отдаст - тот слова своего не менял. Звал убёгом уйти да повенчаться.
- А ты что же? А если бы за Морозовых просватали?
Федора вздохнула:
- Я что? Я в воле батюшки.
- А хотела бы за Морозовых?
Федора горше вздохнула:
- Тут как господь даст. А только Савка Морозов меня на два года меньший. Так всю жизнь и попрекали бы, что перестарку взяли. Да еще и за приданное бы по их не вышло - вовсе беда.
Спрашиваю:
- Кто знал, что Василий придёт?
Та говорит: "Никто", да глаза прячет.
Тут я и догадался, что вдвоём они вчера во двор выходили. Спрашиваю:
- Митяй?
Федора плачет: