Сволочь

— Да я, Паша, точно не знаю. Одни врачи говорят, что обмен веществ такой, другие, что группа крови такая.

— Так ты… это… болен?

— Я, Паша, серьезно болен.

— Заразно?

— Очень. Ты бы журчал от меня подальше. А то, сам знаешь, воздушно-капельным путем.

— Ничего себе, — пробормотал Павел, на всякий случай упрятывая хозяйство обратно в ширинку. — Раньше. это. предупредить не мог?

— Ладно, не бойся, — успокоил я его. — Набрехал я. Наврал. Пошутил. Нет у меня никакого обмена веществ. И группы крови нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Как же ты дальше будешь?

— Как-нибудь выкручусь. Хошь, один секрет расскажу?

— Давай.

— Никакой я на самом деле не американец. И в Америке никогда не был.

Паша осклабился.

— Ты. это. хорош брехать, Майкл. А то совсем заврался. Не американец он.

— Да, — задумчиво проговорил я, — вот и ответ.

— Какой ответ?

— Почему я брешу.

— И почему?

— Хочу, чтоб мне верили. А правде не верят. Пошли еще водки выпьем. Воздушно-капельным путем.

Мы вернулись в ресторан. Группа наша, между тем, рассыпалась. Одни вышли подышать воздухом, другие танцевали. Краем глаза я заметил Ярика и Лесю, интимно прижавшихся друг к дружке в медленном танце. За столом осталась лишь Тася, над которой, чуть покачиваясь, возвышался пьяненький гуцул. Рядом в качестве поддержки застыл его чуть более трезвый на вид приятель.

— Хочу вас погуляти, — галантно втолковывал гуцул.

— Как это? — испуганно спрашивала Тася.

— До бумцика запросити.

— Не понимаю…

— Курва. Танцювати прошу.

— Я не хочу.

— Так не можна, що не хочеш. Прошу до бумцика. Гуляти прошу.

— Эй, — сказал я, подходя, — ты глухой? Не хочет она, чтоб ты ее гулял.

Гуцул удивленно глянул в мою сторону.

— Ти хто? — спросил он.

— Чорт, — привычно отозвался я.

— Який чорт?

— Такий чорт, що під мостом сидить.

Гуцул посмотрел на своего приятеля.

– Є такий чорт, — авторитетно кивнул тот. — Казали добрі люди. Як ніч, так під мостом сидить, матюкається, падлюка, добрим людям у пику снігом кидає.

— От най і йде під міст. — Гуцул снова повернулся к Тасе: — Прошу цивільно до бумцика, курва.

— Эй, — я ухватил его за плечо. — Что непонятно? Не будет она с тобой бумцик делать.

— Майкл, — вмешался Павел, — а давай я его. эта. по морде тресну.

— Вже й по морді! — Гуцул возмущенно обратился к своему другу.

– Є і такі,— снова кивнул тот. — Понаїдуть у гості й добрих людей по морді тріскають.

— Майкл, — опять вмешался Павел, — а не надо по морде. Ты это… плюнь в него… воздушнокапельным путем.

— Що значить плюнь? — обиделся гуцул. — Це вже, курва, просто паскудство. Це вже йти на двір і битися.

— Вольдемар, не гарячкуй, — остановил его приятель.

— Вольдемар? — изумился я.

— Но. А що? Пішли битися.

— Пошли.

— Майкл. я это. с тобой! — заявил Павел.

— Не надо, — сказал я. — Ты за Тасей присмотри. А то Вольдемаров друг такая падлюка, что тоже может к ней с бумциком прицепиться.

– І такі люди є,— философски кивнул приятель-гуцул.

Мы с Вольдемаром вышли на улицу.

— Ну, — сказал я, — сразу драться будем или покурим сперва?

Вольдемар задумался.

— Запалимо, — проговорил он. Затем достал из кармана пачку «Дойны» и протянул мне: — Прошу.

— Дякую, — поблагодарил я. — «Столичные» будешь?

— Давай.

Мы обменялись сигаретами и закурили.

— Файна ніч, — заметил Вольдемар.

— Ага, — согласился я.

— Погода у цю зиму така… дуже файна.

— Факт.

— Врожаї, ачей, файні поспіють.

— Но. Буде свято добрим людям.

— Твоя чічка? — неожиданно спросил Вольдемар.

— Чего?

— Дівчина, кажу, твоя?

— А-а… Не совсем.

— А нащо впердолився?

— Чего?

— Нащо встряв, кажу?

— А так.

— Теж вірно. Файна чічка.

Вольдемар бросил в снег окурок. Мой полетел следом.

— Ходімо до зали? — сказал Вольдемар.

— А битися?

— Та ну його. Холодно.

— Так надо водки выпить.

— Маєш рацію. Ходімо.

Когда мы вернулись, Павел и Вольдемаров приятель сидели друг напротив друга за столом с рюмками в руках. Тася куда-то исчезла.

— А ще такі є,— рассуждал вслух гуцул, — що ти до них як добра людина, а вони до тебе як паскудний диявол.

— Кто такие? — сурово спрашивал Павел.

— Та хоч би й жона моя. О! — заметил он меня с Вольдемаром. — Вже побилися?

— А то, — сказал я. — По всьому снігу кров.

— Ну, так сідайте, вип’ємо.

Вольдемар разлил водку по рюмкам. Неожиданно вернулась Тася в сопровождении Вити и официанта.

— Вольдемар, — с упреком молвил официант, — ти що тут хуліганіш?

— Я? — возмутился Вольдемар. — Не маю такої звички.

— Кажуть, побився з кимось.

— Клевещуть. Хто казав?

— Оця чічка і отой бурмило.

— Кто? — не понял Витя.

— То, певно ж, ви, пане.

— Нет, что еще за бурмыло?

— Это такое деликатное обращение, — объяснил я. — Садись, Витя, водочки выпьем.

— Так міліцію не звати? — на всякий случай уточнил официант.

— Ветеринара клич, — буркнул Вольдемар, — щоб він тобі клізму зробив.

— Ти мені ще подекуй![36]

— Від подекуя чую.

Официант ушел. Витя присел к нам за стол. Тася наклонилась ко мне.

— Спасибо, Майкл, — тихонько сказала она.

— Не за что, — ответил я.

— Есть за что. Ты за меня вступился.

— И что?

— Ты ведь не за каждую бы…

— Само собой, за каждую.

— Ты серьезно?

— Совершенно.