Сволочь

— Момент. — Серега глянул на восседавшего на нем Павла и решительно спросил: — Сдаешься?

— Нет, — опешил Павел.

— Тогда я сдаюсь. Отпусти.

Они поднялись с пола.

— Нормально выглядим? — поинтересовался Серега.

— Для борцов среднего веса неплохо. Пошли.

Ресторан, находившийся за мостом через Прут, был, как и большинство зданий в Яремче, выстроен в гуцульском стиле: деревянный дом с мезонином и островерхой крышей, по которой разбросались треугольные окна мансарды. Венчала крышу невысокая башенка с таким же треугольным оконцем. Внутри было оживленно, вдоль длинных деревянных столов выстроились резные стулья, приглушенный свет падал на стены, украшенные резьбой и звериными шкурами. Официант, невысокий и чернявый, с веселыми до наглости глазами, указал на наш стол, величаво распростершийся от окна до самого прохода. Мы расселись.

— Примечательный, между прочим, ресторан, — тоном экскурсовода сообщил Витя. — Выстроен без единого гвоздя.

— Как первый человек, — заметил я.

— Не понял? — повернулся ко мне Витя.

— Судя по Библии, бог тоже создал человека без единого гвоздя.

— Слышь, американец, — молвил Витя. — Ты давай не богохульствуй. Я человек серьезный, партийный, мне это не нравится….

— Извини, — потупился я. — Кто ж знал, что у тебя такое изысканное раздвоение личности.

В это время к нам подскочил шустрый официант с блокнотом и ручкой наизготовку.

— Значит так, — деловито распорядился Витя. — Нарезочки, салатиков, солений, колбаски домашней смаженой… Водочки, само собой… Вина для девушек… А там поглядим, как разгуляемся.

— Усе моментом, — вежливо кивнул официант, хотя насмешливый его взгляд, казалось, спрашивал: «А пузо не трісне?»

Кроме нас, посетителей в ресторане насчитывалось человек десять. Это были местные гуцулы, сидевшие небольшими компанийками по два-три человека. Женщин не было вовсе, только мужчины — поджарые, смуглолицые, с печально обвисшими усами. Неподалеку от нашего стола расположились двое. Они неторопливо попивали водку, столь же неспешно и без видимого аппетита закусывали и негромко переговаривались.

— Така курва, — со спокойной горечью рассказывал один другому, — така, вуйко, курва, що таких курв ще пошукати. Як вже приїхала сюди, москалиха бісова, так отдихай культурно та й іншим давай, а не носа крути. Кажу їй так цивільно, з решпектом: приходь, курва, до мене. Не хоче, курва. Тоді, кажу, я до тебе прийду. Знов, курва, не хоче. Я людина інтелігентна, тож все одно навідався. Приїхав на ровері, попукав у двері, попукав у шибку — не відчиняє, курва. Я їй кричу: «Відчини! Відчини!» А вона мені на своїй москальській мові: «Ветчины нету, колбасу ешь!..»

Наконец нам принесли выпивку и закуску. В одних бутылках загадочно темнело вино, в других прозрачно мерцала водка, на маленьких сковородках шипели, свернувшись в кольца, жирные румяные колбаски.

— Ну что, — сказал Витя, поднимая полную до краев рюмку, — не будем долго намазывать на хлеб, а просто выпьем.

В тот вечер пил Витя отменно, так что его ответственное лицо в скором времени раскраснелось и стало смахивать на вполне безответственную рожу. Закусывал он тоже недурно. Прочие мало от него отставали, и посетители-гуцулы стали поглядывать на наш стол с насмешливым удивлением. Видимо, умение повеселиться и пожрать, столь щедрой волной захлестнувшее центр, восток и юг Украины, до западных ее областей докатилось тихим прибоем. От водки и еды стало жарко, мы все чаще, поодиночке и компаниями, выходили на улицу — покурить и просто подышать морозным воздухом. Я встал у изгороди, выпуская в стылую до хруста зимнюю тьму голубые струйки дыма. Вокруг темнел лес. Над ним раскинулось ясное небо в звездах. В зале ресторана заиграла музыка, смешиваясь с шумом голосов и звоном посуды. Я докурил и бросил бычок в снег, но возвращаться в ресторан не хотелось. Тут ко мне слегка заплетающейся походкой приблизился Павел.

— Привет, — сказал он.

— Вообще-то, виделись сегодня, — ответил я.

— То не в счет, — заявил Павел. — То мы трезвыми виделись… А теперь мы пьяные.

— Верно, — согласился я. — Привет, Паш.

— Привет. Пошли… это… пожурчим.

— Неохота в ресторан возвращаться.

— И мне неохота. Пошли в лес журчать. Как эти. ручейки.

— Ну, пошли.

Мы отошли от шумного ресторана и углубились в чащу, где росли ели в соседстве с буками.

— Ты кого выбираешь? — спросил Павел.

— В смысле?

— Ель или бук? Шо описывать будешь?

— Да мне без разницы.

— Тогда я бук выбираю…

— Достойный выбор.

Мы расположились под двумя соседними деревьями.

— Майкл, — проговорил Павел, задрав голову вверх и рассматривая ночное небо между кронами деревьев.

— Чего?

— А в Америке звезды на небе такие же?

— Почти. Только их пятьдесят штук и к ним приделаны красные и белые полоски.

— Как приделаны?

— Не знаю. Специальным клеем, наверное.

— Майкл, — снова сказал Павел.

— Чего?

— Шо ты мне брешешь!

— Про что?

— Про клей. Я. это. вообще-то, доверчивый. Но про клей ты брешешь. Ведь брешешь?

— Брешу.

— А зачем?

Я задумался.

— Интересный вопрос, — сказал я.

— А ответ?

— Ответ, наверно, тоже интересный.

— А какой?