Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 1

Поликсене я купил пару браслетов – из переливчатого красно-зеленого сердолика.

Моя невеста очень обрадовалась подарку – и протянула тонкие руки, чтобы я сам застегнул браслеты: как будто просила надеть ей оковы.

Но затем вдруг серьезно сказала:

– Ты должен дать мне еще кое-что.

Я растерялся; а потом увидел, что она уставилась на мой оберег. Я вспылил.

– Ты что! Это же дар моей матери, я семь лет ношу его не снимая!

Глаза девочки так и вспыхнули при этих словах. И она не отступилась, услышав, как дорога мне эта вещица.

– Ты должен отдать мне его на хранение. Как ты не понимаешь? Это солнцебык, бог минойцев… и он привел тебя сюда, ко мне! Пусть останется у меня, пока ты не вернешься… твой бык будет по-прежнему оберегать тебя, и его сила только умножится.

Она накрыла своей рукой мою руку, которой я пытался защитить фигурку быка; а потом мягко разжала мои пальцы.

– Это будет самая моя большая драгоценность, Питфей.

Вдруг мне стало совестно. Я не мог отдать Поликсене эту подвеску – такую безделицу, в конце концов… а она отдавала мне все свое существо!.. Я был еще молод для брака – но понимал, как много брак значит для женщины.

Я благоговейно снял свой амулет – и хотел надеть на шею Поликсене; но она отвела мои руки.

– Нет, это только твой хранитель. Я положу его в шкатулку, под замок.

На другой день я отправился в путь. Я так ничего и не сказал Критобулу и его жене… я понимал: если Поликсена сочтет нужным, она признается сама. У нас было впереди еще несколько лет, чтобы созреть для брака: и я намеревался сдержать свою клятву верности.

Критобул проводил меня в порт и сам посадил на корабль, который шел до Навкратиса. Я помахал ему, вглядываясь в берег, – и стоял у борта, пока невысокая фигурка в голубом одеянии не пропала из виду. Но когда я перестал различать лица в толпе провожающих, то испытал облегчение.

Это одиночное плавание уже не было для меня в новинку; и теперь я не думал о том, чтобы тешить своим искусством матросов и гребцов. Мои мысли долго занимала Поликсена, дочь персидского военачальника, – и сладостное, будоражащее душу предвкушение нашего с нею будущего.

Лишь иногда я ощущал пустоту в груди – там, где всегда висел мой золотой бычок; и непроизвольно ощупывал грудь. Как будто Поликсена взяла у меня в залог мое сердце! Что я скажу матери, когда она спросит, куда я подевал ее дар?..

Только правду. Иного не дано!

А потом я начал думать о Египте и о моем друге, к которому теперь плыл. В его жизни, наверное, тоже столько всего произошло за эти годы!

Я сошел в Навкратисе – и там почти безбоязненно остановился в знакомой гостинице. Исидору или его родителям я писать не стал: лучше было поостеречься.

Я нанял лодочника-египтянина, сносно говорившего по-гречески, – он взялся отвезти меня до самого Коптоса: хотя подозрительно посматривал на меня, узнав, что чужеземец собрался путешествовать так далеко на юг. Однако я обещал щедро заплатить. И я не боялся этого человека: потому что он был один против меня, с моим отягощенным посохом…

Мы плыли много дней – я изнывал от зноя и нетерпения. И, наконец, мой перевозчик сказал, что близится Коптос.

Увидев знакомые кубические и пирамидальные дома, правильные искусственные сады пустынного города, я был счастлив. Как будто вернулся в страну детства! Я быстро расплатился с лодочником и, подхватив свою котомку, выпрыгнул на берег.

Дом моего друга я отыскал сам. И там меня ждало сразу несколько потрясений.

Исидор еще не женился, как я опасался, – но когда он вышел ко мне, я сперва принял его за жреца. Он превратился в высокого и привлекательного юношу; но теперь голова его была выбрита, и брови тоже, на лице – никакой краски. И на нем были непривычные синие одежды.

Он очень удивился и обрадовался, узрев меня; бросился ко мне, простерев руки, как бывало… однако тут же возобладала привычка к сдержанности, приобретенная годами.

И я догадывался, что означает синий цвет его платья…

– Ты один? – спросил я. – Где бабушка и твой отец?

Лицо Исидора омрачила глубокая тень.

– Они оба готовятся отплыть на Запад, – ответил молодой египтянин. – Я теперь в трауре по отцу и по матери, брат.

Он положил мне руку на плечо.

– Хорошо, что ты приехал.

Глава 13

Моя бабка Поликсена, – коринфянка благородной крови, бывшая властительница Ионии и наместница Дария, – скончалась за сорок три дня до моего приезда в Коптос. Ее муж, сломленный горем, последовал за нею двадцать дней спустя. Да, разлучиться с такой необыкновенной во всех отношениях супругой, конечно, было особенно тяжело…

Я, помнится, подумал, что и бабушке очень повезло с этим последним мужем – жить с царицей, даже свергнутой, мог бы только мужчина, смирившийся с ее превосходством. Много ли сыщется таких, даже в Египте?