Я не сразу нашел Эльпиду, сестру и слуг среди людей внизу, при слабом свете, просачивавшемся сквозь щели. Но когда я уже приготовился закричать, то услышал крик:
– Хозяин Питфей!..
Ко мне пробирался Мирон – с безумными глазами: его пшеничные волосы были всклокочены, одежда порвана. При виде него ноги у меня подогнулись, и молодой раб матери подхватил меня, прижав к груди.
– Мы думали, что ты убит!
– Я… не успел спуститься, – соврал я, ради общего спокойствия. – Но все обошлось, как видишь!
Мы со слугой вернулись к моей матери. Эльпида сидела, держа в объятиях дочь; она не плакала, только что-то шептала, и лицо ее было совершенно белым. Узрев меня, матушка вскрикнула… а потом протянула ко мне руки, неуверенно, точно думала, что перед нею призрак.
Я бросился к ней так быстро, как мог: и мать крепко обняла меня.
Потом отстранила от себя, ощупывая мои плечи и грудь:
– На тебе кровь!
– Это не моя, – торопливо сказал я. – Я просто не успел спуститься… я спрятался!
Эльпида кивнула. Но тут же воскликнула:
– А отец?..
– Жив, он жив! – успокоил я ее и сестру; и улыбнулся. Впервые я ощутил себя мужчиной рядом с женщинами моей семьи. – Я даже сам убил одного перса, который пробегал мимо, – не удержавшись, прихвастнул я.
Это была почти правда: в конце концов, это я уронил врага, позволив нашим воинам его заколоть.
Моя сестренка, резвая и языкастая, которая раньше дразнила своего хромого брата, теперь глядела на меня как на героя, широко раскрыв свои голубые глаза. Матушка же так и не подобрала слов: она лишь снова обняла меня.
Еще какое-то время все сидели внизу – пока палубу не отмыли от крови и не убрали трупы. Отец спустился к нам: и тогда я поспешно убрался наверх. Но вскоре Никострат поднялся следом за мной – теперь мне было от него никуда не деться…
И тут мой отец сделал самую неожиданную вещь: он взял меня за руку и посадил рядом с собой, а потом обнял.
– Я знаю, почему ты остался наверху, – сказал он.
Я поднял глаза.
– Ты хотел помочь нам, – произнес Никострат; и улыбнулся в свою жесткую короткую бороду. Впервые глаза его потеплели в разговоре со мной.
Я только кивнул, растеряв все слова…
– Это была настоящая андрея – спартанское мужество. Я хвалю тебя, сын!
Чего бы я только не отдал, чтобы услышать это раньше – до того, как увидел такое лицо отца…
Он снова обнял меня – крепко прижал к своей пышущей жаром мускулистой груди: от него все еще пахло кровью. Я закусил губу, чтобы не всхлипнуть. Отец поцеловал меня и разжал объятия; я почувствовал, что этот миг необычайной близости вот-вот минует. И тогда я быстро воскликнул:
– Отец!
Никострат поощрительно кивнул, глядя на меня.
– А часто ли такое бывает?
– Что? Нападения пиратов? – спросил он. Я кивнул.
Никострат медленно покачал головой.
– Нет… не очень часто. Теперь, когда персы завладели морями, большую часть разбойников истребили.
Я изумился.
– Так значит, персы навели на море порядок?
Никострат сдвинул брови: похоже, разговор принял нежелательный для него оборот. Отец еще раз потрепал меня по плечу и поднялся; он молча ушел.
А я остался сидеть, глядя на закат: я был слишком напряжен и переполнен чувствами, ужасными и прекрасными событиями этого дня, чтобы лечь спать. В конце концов Корина разыскала меня и увела в постель.
Я лежал и глядел в темноту, слушая размеренный плеск весел и скрип уключин, – и опять думал об отце; а потом стал думать о бабке Поликсене.
Неожиданно я начал догадываться, какую тайну от меня скрывают.
Глава 4
До Египта оставалось совсем близко: мы достигли берега Африки без всяких дальнейших происшествий. Отец нечасто встречался с нами на корабле, исправно неся свою службу, – однако мать тихонько сказала мне, что наш сирийский хозяин уже вознаградил его за спасение, заплатив сверх положенного. И Ашшур пожелал, чтобы и в Навкратисе охранитель оставался при нем.
– Не только как воин, – прибавила Эльпида, улыбнувшись. – Ашшур высоко ценит то, что отец долго жил в Египте, знает обычаи и язык.
Я кивнул; а сам, поежившись, подумал, сколько же всего я не знаю о моем отце… Он жил еще и в Египте! Уму непостижимо!
Чтобы причалить в Навкратисе, мы некоторое время поднимались по Нилу. После Родоса земля Египта сперва показалась мне скучной и плоской – песчаные берега, однообразные заросли тростника и пальмовые рощи; там и сям были разбросаны глинобитные домики бедноты. Было очень жарко, над нами вились мухи. Однажды мы увидели в зарослях крокодила – он здорово напугал Корину, а я бросился к борту и перегнулся через него, чтобы получше разглядеть гада. Но успел увидеть только бурую шипастую спину, утопающую в иле.
Вдруг чья-то тяжелая рука легла мне на плечо: я вздрогнул, узнав прикосновение отца.
– Не дразни их. Эти твари ловко утаскивают людей в воду, могут даже с берега или с лодки, – произнес он предостерегающе.
Я посмотрел снизу вверх в улыбающееся лицо спартанца. Побоище на корабле до сих пор стояло у меня перед глазами; и я помнил его хватку – в присутствии отца меня пробирал озноб, несмотря на жару…