Сын Эльпиды, или Критский бык. Книга 2

Как-то ночью, когда боль в ноге не давала мне спать, я спросил Артабаза:

– Почему это случилось с нами? Со мной?

Я не ждал ответа. Но, к моему удивлению, у перса было готово объяснение.

– Колесо судьбы повернулось для тебя, господин, чтобы ты после своей высокой доли изведал низкую. Это – справедливость.

Вначале я ужасно разозлился… Хорошо было этому евнуху рассуждать, его не ждала дома семья, ему не грозило утратить все свое влияние и положение при дворе! Где тут справедливость? Пусть он вспомнит о многих тысячах, которые бесславно погибли по прихоти его царя; обо всех женщинах и детях, никому не сделавших зла, ставших жертвами чужой ярости и похоти… Почему боги попустили все это, но занялись мной одним?..

Но Артабаз смотрел на меня все таким же ясным взглядом; и я вспомнил, что сам он был оскоплен по воле родного отца. Артабаз мог бы быть моим учителем по части страданий и терпения! Азиаты на все глядят иначе: несмотря на то, что с нами произошло, и то, что ожидало нас впереди, мой евнух сохранял какую-то безмятежность, и я сам находил успокоение рядом с ним. Персы-зороастрийцы немало переняли у соседей, родственных им по крови и языку, – индусов, верующих в бесконечность перерождений и непременное воздаяние.

Я человек запада, и для меня это учение всегда будет чуждо! Тот, кто во всяком жребии и во всяком случае ищет справедливость, очень скоро придет в отчаяние! Но тогда я почувствовал, что в словах моего слуги есть доля истины.

У нас было время для философии: и мы ощущали, что она может стать нашим последним утешением. Моя семья, моя Поликсена уже казались бесконечно далекими – как звезды, чей свет озаряет путь с высоты, но не греет…

Поняв, что путешествие окончено, я испытал облегчение. Только бы глотнуть свежего воздуха, еще раз увидеть солнце! Я начал понимать Варазе, которого в эти дни часто вспоминал.

Когда открылся квадратный люк и нас начали выводить, Артабаз поднялся первым. Несмотря на долгую неподвижность, он не утратил своей гибкости.

– Обопрись на меня, господин.

Нам позволили идти под руку: нас выгоняли наверх всем скопом, только пересчитывая по головам. И я обнаружил, что с помощью Артабаза хорошо передвигаюсь, даже колено почти не болело.

Воздух свободы опьянил меня – вновь оказавшись под синим небом, я дышал, широко раскрывая рот. Наше судно стояло у мраморного причала, среди тростников. Солнце сильно пекло – очевидно, мы остановились много южнее: но на реке жара была благодатной… Я готов был молиться этому щедрому солнцу, как делали тысячи лет сами египтяне!

Потом я огляделся, пока была возможность. Я увидел на пристани группу людей: когда я понял, кто они, едва удержал взволнованный крик.

Начальник нашего судна, важный египтянин в черном парике и широком воротнике, расшитом стеклярусом, беседовал с высоким бритоголовым стариком в калазирисе и легчайшей белой накидке: его сопровождали трое таких же бритоголовых мужчин, в одних длинных юбках. Жрец, притом высокого ранга!.. Время от времени наш хозяин тыкал пальцем в сторону палубы, где стояли мы под охраной воинов. Однако священнослужитель удостоил нас лишь одного короткого взгляда; потом на его лице появилось брезгливое негодование, и он сделал отвращающий жест. Я напряг слух – теперь египтяне повысили голос: и мне удалось разобрать суть их спора.

Жрец сказал нашему хозяину, что, должно быть, настали последние времена, если «такую падаль», как мы, предназначают, чтобы «делать дом бога прекрасным». Наш египтянин раздраженно ответил – что последние времена настали давно, и годных рабов не хватает даже на севере, даже храмам Нейт, матери богов… А пленники, которых он привез, получены в дар от моря! И из почтения к «божественному отцу» наш хозяин готов был уступить нас задешево.

Потом собеседники отошли подальше и продолжили торговаться. Я же пришел в сильнейшее возбуждение, поняв, что сейчас может решиться наша судьба. Я быстро повернулся к Артабазу и остальным; и как мог постарался передать им, что услышал от египтян.

Наши охранники разразились гневными криками, а один из них ударил меня древком копья. Но тут вернулись жрецы с начальником корабля. И на сей раз верховный жрец поднялся на палубу.

Он пристально оглядел нас: казалось, быстрый цепкий взгляд его отметил каждую подробность. Потом жрец повернулся к нашему продавцу и очень выразительно зажал себе нос. Конечно, от нас исходил смрад, мы были ужасно грязны и почти наги. Однако я догадался, что жрец подразумевает не только нашу телесную нечистоту, – для него мы были мерзкими язычниками, чье присутствие осквернит любой дом бога!

«Сбивает цену», – подумал я. Против воли меня это позабавило! Но в конце концов сделка состоялась: нас продали этим жрецам, то есть какому-то большому храму Верхнего Египта! Я видел далеко впереди белые стены неведомого города. Это было все, что я покуда сумел понять: но этого было достаточно.