Сын кровавой луны

Тот молчаливо проследил за ними, но, как ни странно, в его взгляде было гораздо меньше сожаления, чем Элиас ожидал увидеть. Впрочем, вампиру было плевать. В этот момент он уже развернулся и направился прочь к шатру. И лишь в последний момент услышал почти на грани собственного слуха:

— Оно все равно не помогло бы мне, Мелания…

Как только Элиас очутился под черным полупрозрачным пологом, некромантка бросилась ему в объятия, и вампир в тот же миг забыл все, о чем думал прежде. Обхватил руками ее тонкую талию, охотно прижимая к себе, и опустил голову, зарываясь лицом в облаке мягких дымчатых волос.

— Мэл… — прошептал он, закрывая глаза и втягивая ее тонкий пьянящий запах.

Голова вдруг закружилась, а под ребрами что-то сжалось так сильно, что Элиас в первый момент даже не понял, что с ним происходит.

Но осознание все же пришло.

Теперь он стал гораздо больше человеком, чем прежде. Теперь он был смертен, и его тело буквально чувствовало жизнь.

Если прежде он думал, что его ощущения сильнее любых человеческих, то он сильно ошибался. Да, органы чувств передавали запахи и звуки с многократно увеличенной силой, аромат крови рождал легкую эйфорию, а вкус был способен свести с ума.

Особенно если это был вкус Мелании.

Но теперь все было иначе. Элиасу казалось, будто прежде он и не чувствовал вовсе. Каждый сантиметр тела напоминал оголенный нерв, легкие прикосновения некромантки будто проникали внутрь него. В каждую мышцу, в кости, глубоко-глубоко под ребра.

В сердце, которое билось так, словно вот-вот остановится.

Древний отстранился на миг от девушки, обхватывая ладонями ее лицо и вглядываясь в бездонные черные глаза, будто подернутые мутной затягивающей поволокой.

— Как ты это терпишь?.. — хрипло произнес он, чувствуя, как сдавливает горло от жара, ударившего в голову.

И тут же с жадностью приник к ее губам, что послушно распахнулись ему навстречу.

Он все еще смутно понимал то, что произошло с ним. Не знал, кем теперь являлся и что это означало для него как для вампира.

Ведь он все еще оставался одним из детей ночи. Древним. Мощь его анха была все так же велика, как и прежде, даже после того, как Аралишгаль лишила его половины темного божественного наследия. Вторую половину он разделил с Меланией, но и после этого в нем оставалась часть короля вампиров, убитого им много веков назад, и полная мощь Реджинальда Вечного Крика.

Это было много. Тьма, струящаяся в его крови, почти ничем не отличалась от той, которую он потерял. Она так же быстро залечила раненную Ландером ладонь, и от ожога уже не осталось даже следа.

Казалось, что все было как прежде.

Однако прямо сейчас, рядом с Меланией, как никогда раньше Элиас ярко осознал, в чем разница.

Он был жив.

Жив.

Его сердце билось по-настоящему и могло в любой момент остановиться от какой-нибудь пустячной раны, несовместимой с человеческой жизнью. И хотя он все еще оставался сильнейшим из вампиров, он больше не был бессмертным.

Однако все это оставалось где-то на задворках его сознания. Сейчас он думал совсем о другом. Сжимая в руках хрупкое тело некромантки, зацеловывая каждый его миллиметр, срывая стоны с ее мягких губ, распахнутых как лепестки розы, он был невероятно счастлив. И не думал о том, что через пару часов это все может закончиться.

Потому что это не должно закончиться… никогда.

В тот миг некромантка вырвала его из темного плена размышлений, зарываясь в его волосах, пытаясь забрать инициативу в свои руки и расстегивая его рубашку. А Элиас еле слышно рассмеялся, ловко укладывая ее на импровизированную постель из травы, изолированной от холода и грязи пологом Тьмы. Затем обхватил тонкие женские запястья, задирая их высоко над ее головой.

Он целовал Меланию до умопомрачения, до потери сознания, до стонов и криков, которые не могли проникнуть сквозь колдовской шелк шатра, навсегда оставаясь внутри него. И когда он вновь стал с ней одним целым, осознал, что отныне всего мира ему будет мало, если рядом не станет его некромантки.

Только его некромантки…

В какой-то момент Элиас взглянул в глаза девушки, что смотрела на него, жадно хватая воздух влажными разгоряченными губами, и увидел в них отражение собственных кроваво-алых радужек.

Опустив веки, вампир резко выдохнул, вспоминая, что все еще оставался для Мелании нежитью. Все еще ощущал запах крови, чувствовал жажду, хотя теперь она была и на десятую долю не такой иссушающей, как прежде. Она не застилала взгляд, не мешала думать. Не пыталась управлять его сознанием.

Но Элиас в этот момент впервые не хотел, чтобы Мелания видела его прежним. Не хотел, чтобы она ощущала его слабость, с которой он прекрасно мог бороться.

А потому он закрыл глаза, но уже в следующий миг вдруг почувствовал, как маленькая ладонь касается его затылка, зарываясь в волосах и уверенно сжимая пряди. Как девушка заставляет его наклониться и коснуться губами собственной шеи с маленькой, горячо бьющейся жилкой над ключицей.