На рассвете он был возле морга. Сбитый из досок сарай со скрипучей дверью, запиравшейся на засов. Пахнет хлорной известью. Набралось уже более дюжины покойников. В последнюю минуту притащили на носилках еще два трупа, прикрытые мешковиной. Станислав подумал, что один из них — непременно тот, о котором предупреждала Люся. Попытался представить себе, что он может сейчас чувствовать. Прежде всего страх, страх при каждом вздохе. Обнаружат, что живой, и убьют. Он почти ничего не знал до последнего момента. Так по крайней мере утверждала девушка. Врачи боялись провала. Лишь изо дня в день проставляли все более высокую температуру. Политрук заметил это вчера утром и запротестовал. Не знал, то ли это недоразумение, то ли из него нарочно делают больного. Ему уже надоел госпиталь. Попал сюда из-за обычной простуды, а теперь чувствует себя лучше и хотел бы вернуться в команду. Какой идиот проставил ему сорок градусов? Рассердившись, он подозвал врача, чтобы высказать ему все. И тогда врач назвал его «товарищ политрук». Тот встревожился. Сказал, что никакой он не политрук, но врач гнул свое. Заметил, что дальнейшее пребывание в лагере сопряжено с большой опасностью. Пленный рассмеялся. Что значит дальнейшее пребывание? Не собираются ли предложить ему путевку в санаторий? Нет, нечто вроде смерти. Смерти? Да. Конечно, если он на это решится. Дело рискованное, но верное. Умереть и освободиться. Итак, если он согласен, то может умереть нынешней ночью. Ему выпишут свидетельство о смерти, а завтра утром вывезут вместе с теми, кто действительно скончался. Условный сигнал он услышит в самом подходящем месте. Один из пленных-могильщиков ударит лопатой о лопату. Тогда он должен спрыгнуть с фуры и бежать куда глаза глядят. Многим это уже удавалось. Теперь он лежал здесь, среди трупов, сдерживая кашель, вызываемый едким запахом хлорки. Станислав поражался его выдержке. Прежде чем подъехала фура, явилась медсестра со свидетельствами о смерти. Это была женщина средних лет с усталым, озабоченным лицом. Медсестра Оксана. Она уже не раз вручала ему эти небольшие листки бумаги — последние следы бытия, которое завершилось. Станислав внимательно их пересчитывал. На каждом виднелась печать оберартца Борбе и его личная подпись. Если спросить ее сейчас, какое из свидетельств принадлежит тому, который должен спрыгнуть с фуры, вот бы поразилась. Станислав сказал, что все сходится, и велел пленным погрузить тела на фуру. Действовали они ловко, желая побыстрее покончить с этим печальным заданием.
— Сегодня нет дождя, — проговорила Оксана по-немецки. — Вчера бы промокли.
Она явно старалась занять его разговором, чтобы на всякий случай отвлечь внимание от мертвецов и наверняка заодно подбодрить находящегося среди них живого.
— О да, — согласился он. — День обещает быть погожим.
Пленные прикрыли груз брезентом и взяли лопаты, прислоненные к стене сарая. Поехали. Остановились еще на минуту у ворот, где Станислав предъявил часовому свидетельства о смерти, заверив, что внимательно пересчитал трупы. Все же пришлось откидывать брезент. Часовой глянул мельком и подал знак продолжать движение.
Фура, тарахтя по мостовой, покатила вдоль колючей проволоки. Серый рассвет рассеивал сумрак уходящей ночи. Над полями стлался туман. Въехали в предместье. Деревянные домишки с резными крылечками, лай собак… За перекрестком моторизованный патруль полевой жандармерии. Два жандарма возились с колесом коляски, приподнятой домкратом, а третий стоял в сторонке и курил сигарету. Когда проезжали мимо него, он проводил взглядом фуру и с презрительной миной швырнул под ноги одному из пленных окурок, ожидая, что тот бросится на добычу. Пленный хорошо его понял. Шагнул в сторону и с силой растоптал окурок. При этом его лопата столкнулась с лопатой другого могильщика. Раздался громкий стук. На фуре кто-то осторожно пошевелился. Секунду спустя из-под брезента выпала человеческая фигура и на полусогнутых приземлилась прямо у ног Станислава. Осознав свою роковую ошибку, «воскресший» медленно поднялся с земли. В одном нательном белье, босой. Он торопливо озирался по сторонам, ища, куда бы скрыться. Никаких шансов у него не было. Конвоир, мотоцикл и жандармы, а вокруг открытая местность. На мгновенье он встретился глазами с Альтенбергом. Тот гаркнул «стоять» и ткнул его стволом винтовки в спину. Следовало любой ценой предотвратить побег. Жандармы, которые заметили происшедшее, уже приближались к фуре.
— A, das ist ein Verstorbene. Покойник. Почему он вдруг ожил? Проверь-ка, может, там больше таких? Лучше штыком.