Корабль под солнечным стягом Амуна еще только тронулся в путь, еще только миновал Ворота Юга, а к бортам уже начали приставать раззолоченные лодочки вельмож. Заботясь о своем положении, самые прыткие отправились навстречу Рамзесу, побросав все дела. Вельможи робко взбирались на палубу, с глубоким почтением кланялись соправителю, возносили его мудрость до небес, после расхваливали собственные достоинства, преданно заглядывая в глаза Рамзесу, перечисляли свои заслуги и награды. По их рассказам все они кристально честные, сверхтрудолюбивы, не щадили ни сил, ни здоровья и даже собственных средств для процветания Та-Кемет. Рамзес понимал цель столь открытого подхалимства: каждый вороватый чинуша хотел улучшить должностное положение или хотя бы не потерять нынешнее теплое место. Рамзес, как и положено соправителю, внимательно выслушивал просителей, затем задавал каверзные вопросы: что, по их мнению, он, Рамзес должен сделать для улучшения положения земледельцев и скотоводов; или как укрепить армию: нужны ли наемники; как правильно вести мен с заморскими торговцами: стоит ли повышать пошлины, а может их вовсе отменить; сколько нужно золота для возведения храма и из чего лучше строить: из каменных блоков или кирпича? Вот тут-то нерадивые чиновники несли всякую ахинею. Закатывали глаза, краснели, выдавали безумные расчеты – мямлили несусветную чушь. Рамзес отпускал вельмож и обещал вспомнить о них. Если проситель оказывался упорным сверх меры, Рамзес призывал на помощь Элиля и Мерикара. Те вежливо, но настойчиво выпроваживали гостя с корабля.
Хапи начинал разлив. Усилившееся течение быстро несло корабль на север. Приставали к берегу редко, и только в крупных городах. Кораблю соправителя устраивали торжественные встречи, к которым Рамзес никак не мог привыкнуть. Задолго до остановки, барку под стягом Амуна окружали лодочки и сопровождали к пристани. Представители знати, жречества, простой народ выстраивались на набережной, приняв смиренные позы. Все в ярких одеждах с цветами. Рамзес не сходил с корабля, иначе его бы принялись упрашивать проводить богослужения, участвовать в местных праздниках, разрешать споры… Тогда бы путешествие затянулось, чего никак нельзя было допустить. Ведь его возвращения ждал Сети, упрашивая смерть повременить. Соправитель принимал на корабле знать, проводил недолгие беседы, благословлял их и тут же приказывал отчаливать.
Львенок, которого Рамзес спас от гиен, уже не прятался по углам. Дикарь привык к людям и носился по палубе, нападая на ноги корабельщиков или играя с концами канатов. Но вольностей по отношению к себе не позволял. Попробуй кто-нибудь его погладить – тут же оцарапает или укусит. Признавал только Рамзеса. Спал рядом с ним и ел вместе. Иногда ластился к Нефертари, но больше никому не разрешал прикасаться.
Рамзес все же уговорил Иупи отпустить девушку с ним в Уаст. Ну что за жизнь ее ожидает в Бухене? Завянет. Сюда, в Куши она всегда успеет вернуться. Но ей, рожденной от Дочери Солнца, пусть даже проклятого Солнца, место в столице. Он поклялся головой, что с Нефертари ничего не случиться. Теперь, когда Рамзес носил венец соправителя, он лично обещал заняться судьбой девушки.
Иупи поверил словам юноши… Но он еще прекрасно замечал, как Рамзес бледнеет при виде его дочери. Да и Нефертари иногда кидала на юношу украдкой совсем не детские наивные взгляды. Последние вечера в Бухене они просиживали вместе в саду под старым сикомором. Рамзес что-то пылко рассказывал девушке. Голос его срывался, а слова путались, когда юная Нефертари легкой, словно лебединое крыло, ладонью касалась его руки, и ее внимательные черные глаза вдруг теплели, а пухлые пунцовые губы чуть заметно приоткрывались. В эти мгновения Рамзес совсем терял голову от счастья. Иупи долго отказывался отпускать Нефертари. Но делал это больше для порядка. Даже ходил в храм Амуна испрашивать о дальнейшей судьбе дочери у прорицателей. В конце – концов, сдался.
Для Нефертари поставили на палубе отдельный пестрый шатер. С собой разрешили взять двух чернокожих служанок. На корабле девушка пользовалась полной свободой. Рамзес, резко и надменно говоривший с вельможами, терялся и мямлил, когда Нефертари задавала ему какой-нибудь вопрос, подносила вино или просто подходила и садилась рядом.
Мерикар хорошо подметил странное поведение Рамзеса, и пользовался этим. Когда соправитель приходил в гнев от чересчур наглых просьб вельмож и готов был вот-вот сорваться, а то и поколотить наглеца, Мерикар звал Нефертари. Та устраивалась недалеко на палубе, поджав под себя ноги, брала в руки тростниковую флейту. Грустная мелодия лилась, словно сновидение, заставляя Рамзеса тут же остыть и взять себя в руки.