Сыны Всевышнего (СИ)

Роман всегда принимал решения очень быстро – ну, не любил он растекаться мыслью по древу! Усевшись на пол, он закрыл глаза и мысленно начал опускаться в ту самую притягательную тьму, куда всегда так стремился, и куда только один раз и окунулся – благодаря Рудневу, который блестяще исполнил роль проводника. Роман был там, наверное, считанные секунды, но даже такое краткое погружение заставило его захлебнуться от восторга – сила, буквально разлитая в воздухе, на мгновение заставила его забыть обо всём. Потом отчаянная тоска, мучительное ощущение потери и яростное отторжение – он ясно почувствовал, что не хочет снова остаться без человеческого тепла, без любви, без света…

Роман поймал себя на том, что бессознательно пытается нащупать связывающую его с Рудневым нить – тело помнит, что босс проводник... Нет, так не годится – Руднева использовать нельзя – табу. И вдруг Роман ощутил, как в сердце что-то щёлкнуло, и мощная волна знакомой тёмной энергии прокатилась по телу. У него, оказывается, есть личная связь с патроном! Логично… Она была блокирована, поэтому патрон никогда не выходил с ним на контакт. А теперь Роман сломал этот блок. Случайность?..

Даже просить ни о чём не пришлось. Патрон явно знал, что ему нужно – фантом прямо на глазах обрёл свою прежнюю жизненность и ощутимую, тягостную силу. Роман почувствовал, как внутри змеится неприятный холодок. «Всё развлекаешься?» – насмешливо обратился к нему во время их последней встречи надменный господин, так органично слившийся с его – Романа – импозантной внешностью. – «Знаешь ведь, что нужно сделать, чтобы вернуть свою силу. Духу не хватает? Хочешь, я избавлю тебя от Ключа? Только попроси…».

Разъярённый Роман разделался с фантомом безо всякого угрызения совести. Но даже в этот момент он держал про себя дополнительное практичное соображение, что Радзинский со товарищи ещё и похвалят его за это – будет чем козырять, если его попытаются обвинить в неискренности и двойной игре. Потом уже Бергер открыл ему глаза на бесспорный факт – что фантом давно перестал быть всего лишь его творением – и слова Господина в чёрном зазвучали для Романа по-новому.

Миссия, миссия… Что же он такое должен сделать? Спросить у патрона? Тогда уже точно не отвертеться от этой самой «миссии». Лучше не торопить события. Заняться текущими проблемами.

Роман мрачно взглянул на фантом. Вспомнив, что Бергер снова пострадал, защищая его, он почувствовал такую безумную ярость, что с трудом удержался, чтобы не крикнуть помощнику: «Отправляйся, оторви этой дуре голову и принеси мне». Вместо этого он холодно приказал: «Поставь её на место. Сделай так, чтобы она почла за счастье вылизывать мои ботинки. Пусть принесёт клятву вечной верности. Никаких уступок».

Наблюдать, как фантом обстоятельно и методично смешивает ведьму с грязью, почему-то совсем не хотелось. Поэтому, дождавшись подробного отчёта и подписанной кровью клятвы, Роман уничтожил все следы своей однозначно преступной деятельности, покромсал в клочки информационное поле в комнате, стёр с пола рисунок, тщательно закрыл портал, очистил кинжал. Его, кстати, надо вернуть на место.

Роман выскользнул за дверь, снова беспрепятственно проник в спальню к Радзинскому и положил заимствованную вещь обратно в стол. У двери в аверинскую комнату он, как и прошлый раз, остановился и прислушался: тишина. Бергер спал, и больше в комнате никого не было.

Роман неслышно приблизился и застыл возле кровати. По сути, обратившись за помощью к патрону, он только что предал Кирилла и их общее дело – Карту. На душе было на редкость паршиво, а искать сочувствия было не у кого. У спящего же Бергера был такой мирный вид, от него исходили такие светлые, такие чистые импульсы, что хотелось просто стоять рядом и впитывать его душевное тепло и безмятежную радость его сердца.

Роман решительно сбросил обувь и, стараясь не потревожить Кирилла, лёг с ним рядом. Одну руку он с величайшими предосторожностями подсунул ему под голову, а второй бережно обхватил его за плечи. Стало ощутимо легче – сердце словно согрелось, и дыхание потекло упоительно свободно.

Роман понимал, что поступает в данный момент не слишком красиво по отношению к Бергеру, который уже отдал ему сегодня огромное количество своей энергии, но перспектива оказаться сейчас одному в пустой комнате, осквернённой недавним присутствием фантома, и всю ночь выть от жестокой тоски на луну ужасала его неимоверно. Наверное, впервые в жизни он ощущал такой дикий, такой животный, скручивающий внутренности, страх при одной только мысли о темноте и одиночестве. До сих пор это была, если можно так выразиться, его естественная среда обитания…

Дыхание перехватило от подступивших к горлу слёз. Роман чувствовал, что сделал что-то ужасное и одновременно фатально неизбежное. Он зарылся носом в кирилловы волосы и зажмурился, стараясь не разрыдаться – решительно с ним творилось что-то непонятное.