Сыны Всевышнего (СИ)

Красивые, длинные рудневские пальцы судорожно вцепились, сминая ткань, в тонкий чёрный свитер растерянного Романа. Пытаясь сдержать нервную дрожь, шеф конвульсивно глотал ртом воздух в приступе накатившей на него безумной, неконтролируемой паники.

– Что здесь происходит? – В голосе Аверина, внезапно появившегося на пороге, отчётливо слышался металл. Он жёстко отстранил Романа, за подбородок поднял лицо Руднева к себе. – Посмотри на меня, – тихо попросил он. – Всё хорошо. Дыши. Дыши глубже…

Глаза Руднева сами собой закрылись, он привалился боком к Николаю Николаевичу и задышал всё ровнее, всё тише. Аверин обнял его одной рукой за плечи, а другой жестом велел Роману убираться вон. И побыстрее.

====== Глава 105. Жест доброй воли ======

– Итак, – хохотнул Радзинский. – Если кто-нибудь из присутствующих знает причину, по которой мы не должны этого делать, пусть скажет об этом сейчас, или молчит до конца своей жизни!..

– Кеш, хватит хохмить! – Николай Николаевич пихнул Радзинского в бок и нервно огляделся: тьма, ползущая изо всех щелей полуразрушенного дома, казалась живой, сознательной и враждебной. Кроме того, из разбитых окон и зияющих пустотой дверных проёмов, из-под сгнивших и кое-где провалившихся половиц тянуло холодом, да и занесённые снегом остатки мебели душу своим видом совсем не грели.

Заметив, что Аверин поднимает воротник и прячет нос в шарф, Радзинский скинул свою внушительных размеров дублёнку и заботливо набросил её Николаю Николаевичу на плечи, прямо поверх пальто:

– Присмотришь за ней, – безапелляционным тоном заявил он. – Это будет твоей почётной миссией на сегодняшний вечер.

– Кеш, ты замёрзнешь! – заволновался Аверин, пытаясь вывернуться из дублёнки, которая на его сухощавой фигуре выглядела скорее, как меховая палатка, чем как предмет верхней одежды. – Немедленно оденься! – строго прибавил он.

– Никуся, ты здесь сегодня только для моральной поддержки. Так что сядь в уголок и расслабься. Чтобы ты не скучал, могу нарисовать тебе барашка, маленький принц…

– Это… какое-то изощрённое оскорбление? – попытался обидеться Николай Николаевич.

– Нет, Коля. Это намёк на твою фатальную неприспособленность к жизни. Отправиться лазать по развалинам в пальто от Armani мог только ты.

И то правда: даже Руднев был в джинсах и тёмно-синей аляске, вполне органично вписываясь в таком виде в окружающую обстановку.

– Какая чушь! – искренне возмутился Николай Николаевич. – По-твоему, я не в состоянии сообразить, в чём выйти из дома?! Сейчас зима – я надел зимнее пальто. Неприспособленность – это если бы я без твоей помощи не смог сделать такую простую вещь!

– Извини, Коля. Я неправильно выразился, – многозначительно ухмыльнулся Радзинский. – В твоём случае речь идёт скорее о мистическом парении над обыденностью. До сих пор помню, какой шок я испытал, когда первый раз увидел, как ты в брюках от выходного костюма чистишь на кухне картошку. А уж когда я заметил, как фамильной серебряной ложкой ты рыхлишь землю в цветочном горшке!..

– Она была под рукой! И она отлично справилась с поставленной задачей! Какая разница из чего она сделана и сколько ей лет? Это вещь! Или я должен хранить её в стеклянной витрине и почести ей воздавать только потому, что она не из нержавейки?!!

Радзинский со стоном спрятал лицо в ладонях. Потом обречённо взглянул на Николая Николаевича и молча махнул рукой.

– Так, молодёжь, – сурово нахмурился он, подзывая к себе Бергера и Романа, сдержанно хихикающих над этим содержательным диалогом у входа. – Сосредоточились и заняли предписанные инструкцией места. Андрюш, – он обернулся к Рудневу. – Иди к Аверину и, что бы не стряслось, крепко держи его за руку. Даже если тебе вдруг покажется, что рядом с тобой уже не Коля, а голодный вампир, не вздумай его отпускать! Извини – сам понимаешь, что твоё присутствие обязательно – ты на эту штуку по-прежнему завязан. Чтобы тебя разомкнуть, придётся тебя немного помучить. Жень, и ты, Паш – мы, кажется, с вами всё уже обсудили…

На шаткую тумбочку с чудом сохранившейся дверцей Радзинский выложил завёрнутый в тёмную ткань диск. Деревянный ларец с коваными уголками он оставил на подоконнике.

– Твой выход, Ромашка, – он сделал приглашающий жест рукой. – Пора уже покончить с этой историей. Ты сам так решил, и мы полностью тебя в этом поддерживаем. И – помни, что я тебе говорил…

Роман кивнул, скинул на руки Бергеру куртку – Кирилл выразительно поёжился, взглянув на его тонкую водолазку – спокойно вышел на середину и огляделся. Носком ботинка расчистил пол от мусора, импровизированным веником из еловых веток, который вложил ему в руку Ливанов, тщательно подмёл освободившийся пятачок.

– Покажите ещё раз, – отрывисто бросил он Радзинскому.

Тот терпеливо приблизился, встряхнул кистями рук и, соединив кончики пальцев, плавно, не напрягаясь, развёл их в стороны: разноцветные нити туго натянулись в воздухе, светясь ровным ясным светом.