– Погодите-ка! – воскликнул старший из сыновей, Потап Зоремирович. – Вы обвиняете нас в похищении завещания батюшки?
– Именно! – кивнул Вийт. – Вы все трое подговорили, подкупили или иным способом убедили Айя Ивановича выступить вашим орудием в этом преступлении! Ведь он единственный, кроме самого мэтра, кто имел доступ к последней воле Добанчука.
– Это… – Божеслава Зоремировна растерянно оглянулась на братьев. – Это возмутительно!
– Как вы смеете! – вскричал Потап Зоремирович.
– Я буду жаловаться! – вторил ему Радим Зоремирович. – Я до самого генерал-губернатора дойду!
Вийт резко развернулся к управляющему банка:
– Кто арендовал шкаф в вашем хранилище за последние десять дней? С тех пор как умер Добанчук? Имена!
– Э-э-э… я не помню всех клиентов… – растерялся тот, но тут же спохватился и зыркнул на пана Вевюрку. – Ведомость мне!
Служащий неслышно исчез.
– А при чём тут это? – прошелестел мэтр. – И при чём тут ваши обследования потолка?
– Подобные экзерсисы помогают мне думать, – пожал плечами Вийт.
– Нам нет смысла и далее это слушать! – буркнул Потап Зоремирович. – Мы уходим!
Два брата и сестра направились было к лестнице, но навстречу им вышел Кутюк. Добанчуки вынуждены были остановиться.
Тут как раз вернулся Вевюрка с регистрационной книгой в руках.
– За последние десять дней… – стал он переворачивать страницы. – Вот! Двое! Некий господин Иванопулус и… – служащий изумлённо поднял глаза. – Божеслава Зоремировна Добанчук, мещанка города Володимир…
Охранник банка, сообразив, что случилось, немедленно встал подле Кутюка, преграждая детям покойного дорогу. Телохранитель нотариуса поколебался и пристроился рядом.
– Она сняла хранилище номер «девяносто три» на один месяц, – дочитал растерянный пан Вевюрка.
– Пожалуйте ключ от шкафа, – протянул к барышне руку Вийт.
– Не ношу с собой! – воскликнула раскрасневшаяся девушка. – Я не собиралась сегодня посещать хранилище!
– Что ж, мы откроем, – пожал плечами детектив и решительно направился в залу.
Все потянулись за ним. Наследники Добанчука, понукаемые городовым, вынуждены были пойти следом.
– Шкаф невозможно открыть без ключа! – вскричал управляющий на ходу. – Я же вам рассказывал!
Вся толпа остановилась возле номера «девяносто три».
– А он и не закрыт на ключ, – усмехнулся Вийт. – Шкаф ведь запирается только снаружи! Госпожа Добанчук, я полагаю, много дней назад оставила в этом хранилище отобранные Айем Ивановичем инженерные приспособления, какие-нибудь присоски, штанги, насосы да рычаги, а он воспользовался ими сегодня, чтобы закрыться изнутри.
– Так Сирко там! – воскликнул внезапно прозревший Панкрат Надмирович.
– Именно! – постучал рукой по дверце шкафа сыскной надзиратель. – Воздуха внутри мало, так что студент должен постоянно держать хранилище приоткрытым и запираться только при появлении людей. На этот случай, я уверен, Божеслава Зоремировна оставила там кислородную подушку. Или даже несколько кислородных подушек. Наверняка госпожа Добанчук планировала завтра явиться в хранилище в сопровождении братьев и слуг. Ай Иванович бы вылез, наклеил на себя какие-нибудь усы с бакенбардами и вместе с толпой вышел!..
– Вы бредите, господин хороший! – зло бросила барышня.
– Мы вот что сделаем, – Вийт снова стукнул рукой по номеру «девяносто три». – Вы ведь рассчитываете, что мы вскоре уйдём, и эта зала простоит пустой до визита первого завтрашнего клиента. Всё это время Ай Иванович будет держать дверцу шкафа открытой, чтобы было чем дышать. Но мы не уйдём. Я оставляю здесь, прямо здесь, у этой дверцы, полицейский пост. Сейчас подежурят Кутюк и Фирс, а через час их сменят двое городовых. Сколько бы внутри ни было кислородных подушек, их запас уже должен быть на исходе. Сирко либо задохнётся насмерть, либо сдастся. И очень скоро.
– Это бесчеловечно! – воскликнула Божеслава Зоремировна, в отчаянии оглядываясь на братьев.
Те в растерянности переминались с ноги на ногу.
– Я тем временем получу у прокурора дозволение, – продолжал сыскной надзиратель, – и мы с утра пораньше вскроем хранилище. Для вас с этой минуты доступ к шкафу возможен только в присутствии полиции! – детектив обвёл всех сверкающим взглядом и решительно добавил: – Что ж, Фирс, Кутюк, устраивайтесь, а все остальные, пойдёмте! – и он направился к выходу из залы.
Внутри шкафа раздалось какое-то шуршание, что-то щёлкнуло, и дверца номера «девяносто три» распахнулась. Из темноты хранилища на собравшихся уставилась пара испуганных глаз.
В тёмной аллее посреди ночного города стоял паромобиль. Котёл экипажа, остывая, неспешно потрескивал. Вокруг не было ни души. Тишина окутывала спящую улицу.
В экипаже в объятиях друг друга сидели двое.
– Вы меня целуете, – шептала фигура поменьше, стаскивая с головы тюрбан. На её плечи золотым ливнем посыпались роскошные волосы. – А ведь вы после этого обязаны на мне жениться!
Фигура покрупнее издала смешок.
– А вы позволяете мне себя целовать. Значит, вы обязаны выйти за меня замуж!