– Зачем? Вам, княгиня, выпало удивительное счастье. Подобное случается в современном обществе, по моим наблюдениям, лишь с одной женщиной из тысячи – а может, из десятка тысяч. Вы полюбили, дитя мое. Ваше чувство разделено. Вы оказались выше условностей и канонов – и получили в награду неслыханную радость. В том, что именно вам выпала столь редкая удача, сказалась ваша натура. Помните, вы рассказывали мне, как девочкой, читая романы, чувствовали необычайное томление? И что вам в детстве нравились страшные истории? А помните ваш рассказ, как привыкли вы зимою освежать свои плечи и грудь снегом? Или как в юности вы, сама, первая, признались мужчине в своих чувствах? Насколько я понимаю в женщинах, эти моменты свидетельствуют о том, что ваш организм необыкновенен. Железные обручи условностей не стянули вас насмерть, как множество женщин в нашу пуританскую эпоху. Вы способны любить. Вы открыты для любви. Это огромная редкость. И еще большая – в том, что нашелся мужчина, который сумел разбудить вас, подарить вам радость – собою, своими прикосновениями и своей любовью. Так молитесь, что вам суждено испытать столь необыкновенное чувство. Будьте милосердны к самой себе и своей страсти. Просите Бога, чтобы судьба ненароком не отняла у вас ваше прекрасное приобретение. Будьте покойны и счастливы. А нарушенный вами супружеский обет – что ж! Это грех, но грех малый в сравнении с радостями любви. А Господь наш милостив и всепрощающ. И он простит и вас!
Не знаю, что на меня подействовало в большей степени: слова, сказанные графиней? Ее интонация? Или ее слава женщины, много знающей и мудрой? Наверное, все, взятое вместе! Поэтому после нашего с ней разговора я вернулась домой совершенно успокоенная и заснула в ту ночь с чистым сердцем.
11-е письмо Онегина. 14 июня 1825 года. Из К*** в Санкт-Петербург
Моя дорогая княгиня!
Шлю вам очередной отчет о своих действиях.
Вчера в трактире при моей гостинице я расспросил полового о квартирующем в городе уланском полку. Человек рассказал мне столько, что, окажись я вражеским шпионом, смог бы составить подробнейшее донесение о командирах и вооружении полка в частности и о боеспособности российской армии в целом. Услужающий при том оказался здешними военными весьма доволен, поскольку жизнь в городе (и в трактире) офицеры довольно оживляли. Командует полком известнейший полковник Черкасский. Нрава Черкасский довольно строгого и жесткого, пьяниц, игроков и бретеров не любит. Это немного ограничивает офицеров и штаб-офицеров полка. Впрочем, посещать трактир они все равно привыкли – как и недавно открывшуюся в городе ресторацию, сразу сделавшуюся модной. (О том мой информатор говорил с зубовным скрежетом – так как ресторация, как я понял, переманила многих постоянных клиентов из числа служивых). Кроме ресторации и гуляния, штаб-офицеров полка можно также встретить и на балах, которые в городе после расквартирования военных пошли не в пример веселее. Балы и приемы обыкновенно дают и губернатор, и почтмейстер, и даже прокурор – а кроме того, часто они случаются и в офицерском собрании.
Я приказал подать мне лошадей и поскакал представляться полковому командиру.
Попутно я думал о том, что ничего для человека не может быть драгоценнее его свободы. Обыкновенно ты не чувствуешь этого – как не чувствует воздуха птица, а воды – рыба. Но лишь твоя свобода начинает утесняться – ты немедленно ощущаешь это, как если бы рыбу попытались лишить реки или моря, а птицу – простора. Вот и я уже чувствовал, что ремесло шпиона, которое я взвалил на себя, стало угнетать меня. Я сразу потерял часть своей воли. И вот я уже принужден представляться полковому командиру – мимо которого я, может, раньше проехал бы и не заметил – как и мимо губернского города К***.