Видимо, для того, чтобы поскорее избавиться от «угрызений совести
», Булгаков на следующий же день телеграфировал в Москву Елене Шиловской, приглашая её приехать к нему в мисхоровский пансионат.Елена Сергеевна с ответом, надо полагать, задержалась, и 23 июля Булгаков послал телеграмму жене:
«Почему Люссеты нет писем. Наверно больна».
Но «Люссета»
была здорова, и вскоре Булгаков получил от неё телеграмму:«Здравствуйте, друг мой, Мишенька. Очень вас вспоминаю и очень вы милы моему сердцу. Поправляйтесь, отдыхайте. Хочется вас увидеть весёлым, бодрым, жутким симпатягой. Ваша Мадлена Трусикова‑Ненадёжная».
Булгакову как бы давалось понять, что Елена Шкловская приехать в Крым не решается и ждёт «друга Мишеньку»
в Москве.Как видим, лето проходило легкомысленно и весело. Впрочем, сам Михаил Афанасьевич старательно уверял всех, что в Крыму он не отдыхает, а лечится. Вот, к примеру, письмо, написанное 6 августа и адресованное находившемуся на лечении за рубежом Станиславскому:
«Многоуважаемый Константин Сергеевич.
Вернувшись из Крыма, где я лечил мои больные нервы после очень трудных для меня последних двух лет, пишу Вам простые неофициальные строки…
После тяжёлой грусти о погибших моих пьесах, мне стало легче
, когда я — после долгой паузы — и уже в новом качестве переступил порог театра, созданного Вами для славы страны.Примите, Константин Сергеевич, с ясной душой нового режиссёра. Поверьте, он любит Ваш Художественный Театр».
А в письмах брату Николаю в Париж преобладали рассуждения совсем на другую тему — финансовую:
«Деньги нужны остро. И вот почему: в МХТ жалования получаю 150 руб. в месяц, но и их не получаю, т[ак] к[ак] они мною отданы на погашение последней 1/4 подоходного налога за истекший год. Остаётся несколько рублей в месяц. Помимо них 300 рублей в месяц я получаю в театре, носящем название ТРАМ (Театр рабочей молодёжи)…
Но денежные раны, нанесённые мне за прошлый год, так тяжки, так непоправимы, что и 300 трамовских рублей как в пасть валятся на затыкание долгов (паутина).
Пишу это я не с тем, чтобы наскучить тебе или жаловаться. Даже в Москве какие‑то сукины сыны распространили слух, что будто бы я получаю по 500 рублей в месяц в каждом театре. Вот уж насколько лет как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают вымыслы…
Итак, если у тебя имеются мои деньги и если хоть какая‑нибудь возможность перевести в СССР есть, ни минуты не медля. переведи».
Тревожное время
4 сентября с ответным письмом к Булгакову обратился Константин Сергеевич Станиславский (он находился на немецком курорте Баденвейлере, где приходил в себя после инфаркта):
«Вы не представляете себе, до какой степени я рад Вашему вступлению в наш театр.
Мне пришлось поработать с Вами лишь на нескольких репетициях „Турбиных“, и я тогда почувствовал в Вас — режиссёра (а может быть, и артиста?!)
Мольер и многие другие совмещали эти профессии с литературой».
Желая поддержать Булгакова в трудный для него период, Станиславский рассуждал на темы, приятные для драматурга. Да и сам Михаил Афанасьевич искренне надеялся, что многое из того, о чём писал ему великий театральный режиссёр, вот‑вот осуществится.