Тайна Черной горы

Как считает он, Анихимов, нужно все основные силы бросить на поиск, на детальную целевую разведку по всему региону Мяочана, главный упор сделав на «легкую подвижную кавалерию», на отряды, чтобы выявить все возможные месторождения, оценить их хотя бы «на глазок», расположить по значимости, и уже потом вести планомерно горнорудные буровые и проходческие работы, начиная, конечно, с самых крупных месторождений, определяя истинные запасы сырья и передавая их государству для промышленных разработок. Такой метод, не новый, но, кстати, проверенный в местных дальневосточных условиях не одним десятилетием практики, с быстрыми перебросками, с палатками, приведет к желаемым результатам. По самым скромным расчетам, район Мяочана можно будет освоить в ближайшие десять – пятнадцать лет.

А что предлагает Казаковский? Главный упор сделать на «тяжелую артиллерию», на геологоразведочную технику, оборудовав в поселке Солнечный мощную центральную базу, с ремонтно-техническими мастерскими, энергообслуживанием, с сетью коммуникаций, с налаженным бытом, со школой, магазинами, клубом, детским садом. Со всем современным техническим и бытовым комплексом, который делает геологоразведку индустриальным эффективным производством, а не привычным кустарно-маршрутным промыслом. Традициям геологического молотка и рюкзака Казаковский противопоставлял новые нарождающиеся тенденции – превращение геологической отрасли в современное мощное производство, которому по плечу решение серьезных проблем. Такой инженерный подход с расчетом разворота и расширения деятельности с интенсивной нагрузкой на технику – ибо было уже ясно, что Мяочан обещает стать крупным рудным узлом – дал бы возможность вести ускоренными темпами разведывание промышленных запасов руды, а следовательно, и передачу их государству в ближайшие годы.

Проект Казаковского предусматривал крупные вложения и быструю их отдачу. Он намеревался крепко осесть, вгрызаясь в горы. Он решал вопросы серьезные, основательно и с перспективным размахом, стремясь дать народному хозяйству разведанные запасы, и дать их не как-нибудь, а быстро и качественно, заложив основу будущей промышленной разработки и проверив на практике технологию добычи и обогащения, дать с наименьшими затратами как самих средств, так и более ценных – человеческих сил, создав такие условия быта и труда, чтобы людям, находясь в таежной глухомани, рядом с медведями и вроде бы молчаливыми горами, было радостно жить и трудиться.

Схлестнулись, как две встречные волны, традиционная психология и новые тенденции по отношению не только к результатам, но и к самому характеру труда: разведчику подземных недр отводилась не только привычная роль походного «бродяги», «трудяги» и «покорителя» тайги, но и хозяина этой самой тайги, среди которой ему жить, жить не наскоком, а оседло и, по-хозяйски осваивая подземные богатства, учиться беречь их и учиться сохранять окружающую природу. Проект был нацелен в будущее.

Прозорливый умом Вадим Николаевич понимал и принимал стремление Казаковского поставить разведку недр на новые современные промышленные рельсы. Но сердцем – не принимал, чутьем седого «геологического волка» угадывал в них опасность, и не только для себя лично. Проект Казаковского нес с собой в устоявшуюся геологическую практику революционные преобразования. Он, как ножом бульдозера, срезал под корень, под основание все то, что десятилетиями так оберегалось, так лелеялось и чем так гордились – походную романтику, таежную «вольную» жизнь, раскованный и рискованный поиск, когда на первое место выступали чисто человеческие качества, определяющие весомость личности, – сила, выносливость, знания и навыки, приобретенный опыт. Вадим Николаевич, следя за бурным развитием науки и техники, догадывался, что когда-нибудь и в геологической вольнице настанут крутые перемены. Но никогда не предполагал, что они наступят так скоро. В лице Казаковского он видел первые симптомы этих грядущих перемен. И потому возникла у него такая острая внутренняя неприязнь к проекту, инициатором и основным исполнителем которого был сам Казаковский.