Тайна Черной горы

Вадим Николаевич, меряя шагами свой крохотный кабинет, куря папиросу за папиросой, снова и снова думал о том, что правы, тысячу раз правы те мудрецы поисковики, которые не раз утверждали: «Когда начинается инженерная механизация разведки, тогда же и кончается настоящая геология!» А Казаковский не только по образованию, но, как кажется Вадиму Николаевичу, – а он редко ошибается в людях! – по самому складу своего характера принадлежит к той категории людей, которые с детства влюблены в механизмы, превозносят их выше всего на свете, как главную силу современного мира, и соответственно требуют от живых людей, от простых смертных, как и от бездушного железа, четкой исполнительности, пунктуальности в делах, планомерности в работе и всех иных прочих составных частей, непосредственно связанных с дисциплиной, твердым распорядком и промышленно механизированной организацией производства. Словно забывая, что они живут в тайге, а не в городе, и работают в геологии, а не на машиностроительном заводе.

В кабинете стало холодно, и Вадим Николаевич закрыл форточку. Печь давно остыла. Взглянул на часы – стрелки показывали приближение полуночи. В конторе стояла тягучая тишина, лишь из диспетчерской доносилось легкое поскрипывание стульев – дежурный ворочался на них, устраиваясь поудобнее, – до рассвета еще далеко. Несколько раз мигнула лампочка, давая условный сигнал жителям поселка, что скоро полностью отключат ток до утра – в экспедиции, опять же по распоряжению Казаковского, экономно расходовали горючее.

Вадим Николаевич ясно представлял и третью позицию, третью точку зрения на Мяочан – позицию управления. Он как главный геолог знал содержание руководящих бумаг, которые приходили из Хабаровска. И умел читать между строк то, что скрывали сухие канцелярские слова и столбцы цифр годовых и квартальных заданий. Планы-задания прироста запасов промышленных категорий разведанности – главные определяющие показатели, по которым оценивалась вся деятельность экспедиции, – были исключительно высокими. Непомерно высокими. И экспедиция постоянно перенапрягалась (нет, не зря он тогда отказался от поста начальника!), и, чтобы выполнить их, бросали «в бой» все наличные средства, людей и технику – буровые станки, проходческое оборудование, бульдозеры и весь транспорт, концентрируя все внимание только на одном – на детальной разведке месторождения. А из управления только и слышалось по радио, только и читалось в бумагах: давай-давай! Скорее, скорее! Темп, темп!

И Вадим Николаевич понимал, чего там, в управлении, хотели, к чему нацеливали труд большого коллектива. Чтобы как можно скорее отрапортовать, торжественно отметить, доложить под гром аплодисментов и медный гул оркестра! У них, казалось, только одно это и было на уме. О будущем, о завтрашнем дне Мяочана думать не хотели, вернее, по старинке, не привыкли. Возможно, еще и оттого, что до последнего времени на территории края не попадались такие крупные рудные зоны.

А руководство экспедиции у него на глазах, порой и за счет его геологических средств и возможностей, подчиняясь приказам сверху, лезло из кожи вон, чтобы выполнить программу, «выдать» план, вполне отчетливо представляя и свой завтрашний день, и печальный финал такого «всплеска», грустный итог шумного сиюминутного успеха: он достигался ценою больших затрат, ценою ненужного неимоверного перенапряжения людей и механизмов, а главное, печально-опасной ценой потери, а точнее, утраты перспективы. Перспективы на будущее – на поиск, на предварительную разведку, без которых немыслим завтрашний день экспедиции. А вот на них-то, на поиски, и не оставалось ни сил, ни средств, ни возможностей. Они просто не велись. От них отмахнулись, как за ненадобностью, там, в управлении. Их упорно вычеркивали из всех планов и предложений. Даже порой казалось, как говорил Казаковский, что в управлении «сознательно закрывают глаза», чтобы не видеть того, что нельзя не видеть! Вадим Николаевич полностью тут был согласен с Казаковским. Еще бы! Там посягали на дело, на поиск. А ведь поиск – это перспектива, будущее экспедиции. Без поиска, без заблаговременно выявленных и подготовленных геологами минерализованных зон к детальным горноразведочным работам, экспедиция в самом скором времени, через год-два затопчется на одном месте, попросту «задохнется». Никто не будет знать – где же большая руда? Никто не будет знать – куда направить усилия людей и техники?

Неужели придется опять все начинать с самого начала, с нуля?