Тайна Черной горы

Густой брусничник покрывал гнилые валежины и валуны. А в отдалении на частом осиннике беззвучно трепетала листва, уже схваченная осенней желтизной, и, казалось, она излучала спокойный свет. Если бы не тропа, ничего здесь не напоминало бы о человеке. Да и саму тропу проложили дикие олени и сохатые, а потом уже по ней прошли люди. Олег знал, как приятно выйти в маршруте на такую торную звериную тропу: сразу же вдвое легче шагается, идешь, почти отдыхаешь. И как не хочется сворачивать с тропы, со звериного следа, но приходилось сворачивать – маршрут есть маршрут.

– Вперед, Робинзоны! – крикнул весело Олег и прыгнул на хрусткую гальку речной косы.

Сбросил с себя пропревшую, выгоревшую куртку-энцефалитку и такие же брезентовые штаны, которые в начале сезона сам зауживал на модный фасон при свете костра. Размахивая руками, подбежал к воде. Кожа у Олега была белая, чуть тронутая загаром, а к плечам будто прикреплена голова с темной кожей. Загорать некогда, хоть дальневосточное солнце бывает и щедрым, иногда припекая прямо-таки по-адски.

Торопливо поплескался обжигающе-холодной водой, насухо и докрасна растерся полотенцем. Попутно оглядел и галечную косу, «визитную карточку» местных гор и скал. Природа понатаскала сюда множество «проб». Каждую раскалывать и смотреть – жизни не хватит. Определил по форме, по характеру выветривания именно те гальки да обломки, в которых возможно найти нужные сведения. Натянув одежду, пощелкал молотком «орешки». Видимого касситерита было очень мало, крупинки, точечки, но зато обнаружил много скоплений очень тяжелых вторичных свинцовых материалов, светлых кварцетовидных пород, гранитов, темных кристаллов турмалина и вольфрамита, извечных спутников оловянного камня.

– Вот и познакомились, – сказал Олег, оглядывая скалы. – То, что нам надо!

Образцы он собрал и отнес к палатке. Рабочий день начался. Ходить в одиночку по маршруту не очень-то приятно. Да и с собой много образцов и проб не принесешь. И Олег, рассчитывая на свои силы, сократил протяженность каждого маршрута. Да к тому же на сопках он обнаружил свежие медвежьи следы.

С каждым днем Табаков все дальше и дальше уходил в глубь Мяочана, стремясь добраться до верховья Амута. И каждый раз, начиная трудовой день, на речных косах присматривался к составу галек и валунов, раскалывал, заглядывая внутрь и читая их маленькие тайны. И вскоре установил, что обломки с касситеритом и его спутниками исчезают немного выше его палатки, на месте слияния Амута с Силинкой.

К концу недели кончилось его одиночество. С базы пришел помощник. Это был проводник, старый охотник Тимофей Зыков. Его прислал Вадим Николаевич. Ходить в дальние маршруты Зыков не мог, ему было тяжело – давали о себе знать и солидный возраст, и старые раны, которые особенно ныли в сырую погоду. Но Зыков хорошо знал тайгу, метко стрелял из своей малокалиберки, с которой не расставался никогда. На войне он был снайпером и имел боевые награды. Старый таежник по вечерам, коротая время у костра, рассказывал много интересного из своей фронтовой и таежной жизни.

Потянулись дни однообразных маршрутов, линии которых сгущались на рабочей карте Табакова, четко обозначая выявленные районы выходов гранитов. А погода все ухудшалась и ухудшалась. Дожди шли один за другим, и небо почти не прояснялось. Но несмотря на сырость, все равно уходили в маршруты. И целыми днями, мокрые с головы до ног, почти ничего не видя, лазали в кедровом стланике, таежном чертополохе, среди глыб базальтов и порфиритов. Возвращались поздно. У вечернего костра, умело разведенного Тимофеем Зыковым, не успевали просушиться. И Табаков стал опасаться за сохранность отсыревших топографических карт и полевого дневника. И еще о своей коллекции жуков, выловленных в тайге. Вата, которой они были переложены в коробочках, угрожающе отсырела. Старый охотник, как бы читая мысли Табакова, предложил:

– Давай-ко, милок, передых устроим. Для просушки одежи и сугреву костей моих старых.

Утро выдалось хмурое, холодное, моросил противный дождь. Олег посчитал дни недели, сверился со своими записями и тихо ахнул – было одиннадцатое сентября. Да как же он забыл о своем дне рождения? Так что отдых имел вполне законное обоснование. Он так и сказал об этом Зыкову. Таежник пожурил парня за забывчивость и, захватив винтовку, отправился за «живым мясом» для праздничного стола.

– А я за луком, – сказал Олег.

Он давно намеревался сходить к той луковой полянке, что была обозначена на карте Вадимом Николаевичем. Ни о каком открытии он не думал. А думал о своей жизни. Она впереди открывала свои горизонты. Работа геолога-поисковика ему нравилась. Здоровьем, несмотря на страшные блокадные годы, не обижен. Что еще надо человеку?