Читаем Тайна Черной горы полностью

– Подфартило Олежке! Вот подфартило!..

А Вадим Николаевич, словно не веря своим глазам, щупал обеими руками касситерит, гладил холодную руду и никак не мог проглотить противный комок, который возник откуда-то изнутри и застрял в горле. Слезы сами скатывались по его впалым щекам. Вот оно – его месторождение! Родное и близкое. Которое снилось ночами. Предугаданное, выстраданное им. То самое, к которому он шел долгие годы геологической жизни. Но открыть так и не смог. Не дошел каких-то пару десятков шагов… Прошел буквально рядом. А открыл другой. Мальчишка. Сопляк в геологии. Студент-дипломник.

Куда же он смотрел?

Глава двадцать вторая

1

Снег шел весь день и всю ночь. Выбелил горы, тайгу и приукрасил поселок. Вместе со снегом в Солнечный пришла зима.

Казаковский несколько минут стоял молча, всматривался в просыпающийся поселок, чутко вслушивался. Морозный воздух тихо звенел, словно где-то неподалеку кто-то осторожно трогал смычком натянутые струны скрипки. Солнечный раздался, разросся. Он знал в нем не только каждый дом, но наперечет и каждое сохраненное дерево, каждую выбоинку на дороге и, главное, где и как кто живет.

Он смотрел на крыши, на трубы. Они дымили по-разному. Из одних в небо валил густой черный дым, из других он весело вился вверх тонкой голубой струйкой. Но Казаковский любовался не ими. Он выискивал те трубы, из которых дым не выходил. Они настораживали. Если после морозной ночи с утра не топили печку, значит, в доме что-то стряслось. Вспыхнула ссора или еще что-нибудь похожее. Семья – маленькое самостоятельное государство, и приходилось применять разные дипломатические тонкости, чтобы наладить натянутые отношения между мужем и женой. Ему важно, чтобы люди жили хорошо и весело, тогда и работа у них будет спориться.

Сегодня дымили все трубы. Казаковский смотрел на струйки дыма. Они приносили удовлетворение, но не давали успокоения. На душе было муторно. Вчера, вместе с первым снегом, в Солнечный прибыл ревизор.

Казаковский еще по работе в управлении знал Вутятина. Человек он был своеобразный, всецело боготворящий бумагу, пункты положений и параграфы инструкций, которые знал наизусть. Профессия ревизора приучила его к вечной подозрительности, постоянной недоверчивости, выработала некий жесткий стереотип личной значимости и непогрешимости. Чуждый всякому состраданию, он с твердой легкостью вершил судьбами людей и производства, соотнося их с соответствующими параграфами и пунктами. И такая многолетняя ревизорская практика научила его и держаться с людьми соответственно, властность чувствовалась во всем его облике.

Вутятин обосновался в кабинете главного инженера, обложился папками с документами, сметами, отчетами и, забаррикадировавшись ими, корпел с раннего утра, делая себе выписки, заметки, которые потом войдут в заключительный акт проверки. А в бумагах он умел разбираться дотошно и скрупулезно. Папки с официальными документами читал с увлечением, как романы. Планы-задания. Годовые, квартальные, месячные. Социалистические обязательства. Скорость бурения. Метры подземных выработок. Себестоимость. Производительность. Занятость. Текучесть. Реальная заработная плата. Материальное обеспечение. Капитальное строительство. Плановое и внеплановое.

– С какой целью вы сюда приехали, Андрей Данилович? – не вытерпел Казаковский, уставший отвечать на его однотипные вопросы и объяснять цифры. – Данные переписывать? Так это же можно было сделать и в управлении. Мы отчеты аккуратно высылаем, как положено. Вы б лучше с людьми встретились, поговорили. По поселку прошлись. В глаза жизни посмотрели. Она не по бумажкам идет, она свои коррективы вносит.

– Вот эти-то ваши коррективы меня больше всего и интересуют, – Вутятин сделал акцент на словах «ваши коррективы». – Единственное твое спасение, что производственный план перевыполняешь. И в передовиках экспедиция числится. Но меня и это не остановит!

Андрей Данилович помахал указательным пальцем перед лицом Казаковского.

– За нарушения и самовольное строительство незапланированных объектов отвечать придется по всем строгостям закона.

И он, словно фокусник, развернул план поселка, открыл страницы сметы капитального строительства и папку с отчетами, главным образом о строительстве хозяйственным способом, и стал подчеркивать красным ревизорским карандашом выросшие за последние месяцы строения.

– Вот тут у вас понастроено всякого… И детсад, и Дом культуры, и почта, и магазин, и пекарня, и школа… Даже парикмахерская!.. И все – без документации! Разве так можно? На молодость скидки не ожидайте, не будет. Весь спрос – с руководителя. А в личном деле, простите за прямоту, выговор на выговоре, в том числе и за нарушение финансовой дисциплины, за внеплановое строительство, да еще и взыскания. И что же? Неужели еще не остепенились, Евгений Александрович? Давно пора бы! Ан нет. Опять рветесь в спор, да еще с прямым вышестоящим начальством. Партизанщина, да и только!

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги