Тайна Черной горы

– А вы совсем обюрократились, Андрей Данилович, если от жизни отмахиваетесь, да заслоняетесь официальными бумагами, – не сдержался Казаковский. – А я-то знал вас, как человека.

– Не человек я здесь, а ревизор. Ре-ви-зор! – он снова поднял вверх указательный палец. – Понятно? На очередной выговор не надейтесь, товарищ Казаковский. Придется с должности снимать, а заодно и соответствующий начет сделать, за все построенное вне утвержденного плана, чтобы из своего кармана рассчитывались, а не из государственного! Вот тогда-то, думаю и надеюсь, сразу поумнеете.

– Так мы же строили за счет сэкономленных средств! В прошлом году получили триста семьдесят тысяч сверхплановой экономии. Загляните в документы, там все зафиксировано, каждая копейка учтена.

– А кто вам дал право экономить на производстве разведки? – ехидно спросил Вутятин.

Казаковский взял себя в руки. Тут надо не спорить. Спором вопроса не решишь. Формально ревизор прав. Опровергать надо умело. Но все же ответил ревизору.

– Вот именно, на производстве разведки, Андрей Данилович, и вкладывали экономию в развитие производства и обустройство поселка. Как запланировали в проекте работ.

– Который не утвержден и забракован? – Вутятин снизу вверх посмотрел на стоящего перед ним Казаковского. – Кажется, именно за него вам вынесли персональный выговор?

– Проект сейчас находится в Москве, в министерстве, – спокойно ответил Казаковский, – а здесь мы, не дожидаясь утверждения, давно приступили к его реализации.

– Это мне видно по документам, – ревизор открыл папку по буровым работам. – Сколько внеплановых буровых? Будем проверять на месте и составлять соответствующие документы на их ликвидацию. Как внеплановых и неутвержденных.

Казаковский взглянул в окно и невольно улыбнулся: попробуй после такого обильного снегопада пробиться через перевалы… И вслух сказал как можно спокойнее и с сожалением:

– Не проедем. Снегу много навалило.

– А мы на ближайшую. Вот сюда, на Перевальную зону, – Вутятин подчеркнул карандашом на карте буровую, которая располагалась в двух десятках километрах от Солнечного, за горным перевалом. – Она ближе всех. И дорога, кажется, туда пробита. Старшим там кто? Бакунин? По радио пригласите его, чтобы ждал нас на буровой, – и внимательно посмотрел на Казаковского, как смотрит учитель на провинившегося ученика. – Пора кончать бурить пустые дыры, устилать рублями тайгу.

2

После полудня, плотно пообедав, выехали из Солнечного. Заснеженная дорога пролегала сквозь тайгу, петляя по склону сопки. Проехали мимо первой штольни, мимо второй, чуть в стороне осталась буровая Ивана Сурикова. Монотонно гудел мотор, колеса «газика», укрепленные цепями для лучшей проходимости, наматывали один километр за другим. Степаныч сосредоточенно вел машину, хорошо зная по опыту, что заснеженная дорога таит в себе много опасностей.

Вутятин, в шапке-ушанке и кожаном полушубке, сидел насупившись, держа на коленях и прижимая к себе руками свой кожаный портфель. Казаковский, одетый по-походному, расположился на заднем сиденье и через окно, слегка схваченное морозом, смотрел на тайгу, на гору, на пробитую недавно дорогу. Сколько с ней возились, сколько сил она вымотала! Еще в прошлом году лазили по распадкам, склонам, выискивая наиболее короткий и пологий подъем к перевалу, а потом и на той стороне – спуск. Было много разных вариантов, и он сам не раз ногами мерил будущую трассу тракторной дороги, выбирая наиболее подходящий, удобный. То в одном случае подъем не подходил, слишком круто шел вверх, то в другом – он удовлетворял по всем пунктам, но за перевалом, – спуск был ужасным, да еще и пересекать приходилось многие ручьи, а это значит – зимой нарастут наледи. А в-третьих, сам перевал оказывался остроскалистым. Но после долгих исканий нашли нужный маршрут, наметили на карте дорогу. Потом начали рубить многокилометровую извилистую просеку, бульдозером и взрывчаткой метр за метром выравнивая полотно дороги, проделывая в скалах площадки, обходя осыпи…

А чем выше в гору, тем больше снега. Дороги почти не видно, одна лишь просека обозначила ее направление. Легкий морозный ветер взметал снег, бросал его на вездеходный «газик». Мотор, работая из последних сил, натужно урчал, но все же метр за метром «газик» продвигался все выше и выше к перевалу. Несколько раз буксовали, тогда Вутятин и Казаковский подталкивали машину, вскакивали на ходу. Только один Степаныч молчаливо хмурился. Он злился на себя за то, что поддался начальственному уговору и повел машину. Старый водитель, поглядывая на спидометр, сердцем чувствовал, что поездка в такую погоду добром не кончится. И действительно, когда до перевала оставалось еще добрых двадцать километров, она засели в снегу окончательно, по самое днище. И – ни туда, ни сюда.

– Что, крепко засели, Степаныч? – спросил Казаковский, тяжело дыша после очередной неудачной попытки сдвинуть машину.

– Ну, – утвердительно ответил шофер, – курить можно.

– А может, еще раз попробуем? – настаивал Вутятин.