Тайна Кутузовского проспекта

— Догадывался... Он этой темы избегал...

— И вел дело Федоровой...

— Об этом обмолвился... Сказал, что жалел ее, но американец, с которым была связана, еще в двадцатом году был в России, шпион, работал при штабе Колчака, дружил с адмиралом... А ее, говорил, Сталин поначалу опекал, хотел снова пригласить на дачу... Прямиком из камеры...

— «Снова»? Она бывала у него на даче и прежде?

— Видимо, да... Я отчетливо помню отцовское слово — «снова»... Я, кстати, это допускаю... Сталин не был отшельником, отнюдь... Но, в отличие от Берии, он не был хамом, он, мне сдается, жаждал любви... И когда женщина тянулась к нему, начиналась высокая связь, не скотская... Такую связь держат в тайне — и мужчина и женщина... И потом — это мне отец открыл, — в охране Берии были сталинские осведомители, поэтому перечень женщин, которых к нему таскали, остался в архивах. А сталинского архива не было, все уничтожалось на корню... Сказывался опыт его сотрудничества с охранкой...

— Полагаете, эта версия небезосновательна?

— Убежден... Другое дело: вступил ли он в эту связь с санкции партии? Или же продал душу дьяволу...

— Вас не зацепило, когда отца посадили?

Либачев усмехнулся:

— Еще как! У нас всегда бьют по родственникам, институт заложников, высшее проявление людской злобы... Пришлось уехать из дому, работал в тайге, в Сибири поступил в институт, скрыл, конечно, что отец осужден, а когда все открылось, я уж диссертацию защитил, за год управился, у нас, на мое счастье, бюрократия медленная, гниет, а не действует... Я-то еще ничего, а каково несчастному сыну Берии? Прекрасный инженер, честнейший человек, но ведь живет под чужим именем... А чем он виноват? Или сын Ягоды? Того и вовсе расстреляли, когда тринадцати не было... У нас сын отвечал, отвечает и будет отвечать за отца — в этом вся наша вековая жестокость и мелкое неблагородство... Я помню, как родитель, больной уж, его рак поедал, телевизор смотрел, особенно когда артисты разные выступали, поэты... Посмеивался презрительно, ногти грыз: «Дружочки мои! Ишь, как разливаются соловушками...» Да вот еще что, — лицо Либачева помягчело, улыбка тронула рот, — отец, помню, дядю Женю Сорокина «пересмешником» называл... И правда: он так потешно копировал всех, кто сидел за столом, так менялся, изображая людей, что, казалось, в нем жил не один человек, а множество совершенно разных индивидуальностей...

— Он к отцу не приходил после освобождения?

— Так он же умер в лагере... Отцу кто-то из стариков об этом сказал, письмо, что ли, оттуда пришло... Бакаренко, отцов заместитель, тот частенько к нам захаживал... Всегда бутылочку приносил, самогонку сам делал, как слеза была, на травах...

— С Бакаренко давно виделись?

— В прошлом году...

— Как вы к нему относитесь?

— Мне кажется, он только потому не сел, что сдал отца и дядю Женю Сорокина... Трусливый он человек, но — беззлобный...

Костенко не сдержался:

— Этот беззлобный человек комиссара Савушкина галошей бил по лбу и под ногти иглы засаживал...

Либачев не удивился, пожал плечами:

— А чего вы хотите? Если бы он не выбил из него показания — самого б посадили... И галошами б по лбу били, иглы загоняли... Все в порядке вещей... И все это может повториться, если Горбачев не сумеет удержать ситуацию лет десять, пока не придут люди, подчиняющиеся закону, а не пахану

... Как считаете — сумеем?

— Если Запад не поможет — провалим... Мы живем в условиях такой бесправной нищеты, что злоба может разъесть страну, как ржа... Только состоятельные люди сочиняют для детей сказки и песни, голодные учат злу и зависти...

Прощаясь, Костенко крепко пожал короткую, сильную руку Либачева-младшего.

— Слушайте, а что особенно любил Сорокин? Книги? Картины?

— Какие книги?! — удивился Либачев. — При чем здесь картины?! Кто тогда об этом думал?! В нашем классе только один я жил в отдельной квартире, все остальные — в коммуналках, по пять человек в комнатушке... Куда книги ставить? Где репродукции вешать?! Он студень любил, вот его страсть! Студень, понимаете?! Я до сих пор такой студень в кулинарии покупаю, хоть в прошлом был раскормлен до безобразия, — отец паек получал, «врачебное питание», так сказать... Мамаша на нем не только дом держала, но и свою сестру с братом в люди вывела... Студень — вот истинная страсть дяди Жени, да еще ансамбли песен и плясок, он танцевал, как бог, все мечтал живую балерину посмотреть...

10