«Я принимаю власть этой бледной девушки с классическими чертами статуи и спокойными карими глазами, – подумал он. – Я признаю силу ее разума, превосходящего мой собственный, и склоняюсь перед ним. Последние несколько месяцев я действовал сам по себе и думал сам за себя; я устал от несвойственного мне дела. Я нарушил главный принцип своей жизни и жестоко наказан. На позапрошлой неделе я обнаружил у себя на голове два седых волоска, а у правого глаза заметил гусиные лапки. Да, я старею с правой стороны – почему, интересно?»
Он отодвинул тарелку и долго рассматривал крошки на узорчатой скатерти, обдумывая этот вопрос.
«Какой дьявол занес меня на эту галеру? Поздно: я уже занял место на веслах, и мне отсюда не выбраться. Я сдамся на милость кареглазой девушки и буду делать все, что она велит. Какое замечательное решение тайн жизни – правление домохозяек! Мужчина мог бы целыми днями витать в облаках и утешаться тем, что „еще не вечер“, – с разрешения жены. Только она – да благословит господь ее беспокойное сердце и живой ум! – никогда ему этого не позволит. Она знает, как должно. Слыханное ли дело для женщины принимать жизнь такой, как она есть! Вместо того чтобы смириться с ней как с неизбежным злом, которое терпишь из-за его кратковременности, она смотрит на жизнь как на карнавальное шествие. Прихорашивается, шьет наряды, улыбается, наносит визиты. Орудует локтями, расталкивая соседей, борется за место в нелепой гонке, извивается, выкручивается, пробивается вперед, извлекает максимальную пользу из своих несчастий. Крикливая, неугомонная, беспощадная, она рано встает и поздно ложится. Она готова на все ради того, чтобы возвеличить какое-нибудь ничтожество. Она добивается для супруга поста вице-канцлера либо, на худой конец, проталкивает его в парламент. Она запихивает мужа в неповоротливый правительственный механизм, нажимая кнопки, крутя колесики, дергая за ручки, пока кто-нибудь из великих мира сего спокойствия ради не сделает несчастного протеже тем, кем она хочет его видеть. Вот почему на высоких постах встречается так много невежд, влезающих между делом и исполнителем, вносящих всеобщее смятение с беспомощной неловкостью человека, оказавшегося не на своем месте. „Квадратных“ мужчин засунули в круглые отверстия именно их жены. Восточному властелину, заявившему, что всех беды от женщин, следовало пройти чуточку дальше и докопаться до причины. Женщины не знают, что такое лень или покой. Все они – Семирамиды, Клеопатры, Жанны д'Арк, королевы Елизаветы, Екатерины Вторые. Они восстают, сражаются, убивают, впадают в отчаяние. Если не выходит хорошенько встряхнуть Вселенную и поиграть в мяч планетами, они устроят войну или революцию из любой мелочи, поднимут бурю в стакане воды. Запретите им ратовать за свободу народов и бороться против несправедливого социального устройства, и они устроят ссору с миссис Джонс из-за формы шляпки или характера служанки. Называть их слабым полом – неслыханная глупость! Они – самый что ни на есть сильный пол. Шумный, настойчивый, уверенный в себе. Они хотят свободы мнений? Да ради бога! Доступа ко всем профессиям? Пожалуйста! Пусть будут адвокатами, врачами, проповедниками, учителями, солдатами, законодателями – кем угодно, лишь бы успокоились! Увы, это невозможно…»
Мистер Одли яростно запустил пальцы в густую шевелюру.
«О, женщины! Наглые, бесстыжие, отвратительные существа, способные погубить тех, кто поставлен над ними высшими силами! Взять хотя бы Джорджа. Его погубили женщины. Он влюбляется, женится, и родной отец выгоняет его из дома – без профессии, без средств к существованию. Он узнает о смерти жены, и это разбивает ему сердце – честное, храброе, мужественное сердце, а не предательский алчный комочек, бьющийся в эгоистичной женской груди. Он приходит увидеться с женщиной, и с тех пор никто его уже больше не видит. Другая женщина, о существовании которой я до сегодняшнего дня ничего не знал, загоняет в угол меня. А ведь есть и Алисия – сущее наказание, а не кузина. Она хочет выйти за меня замуж и, боюсь, добьется своего, хотя признаться, не хотелось бы, несмотря на все ее достоинства».
Роберт оплатил счет, не забыв щедро вознаградить официанта. Молодой адвокат, безразличный ко всему во вселенной, включая фунты, шиллинги и пенсы, охотно делился своими скромными средствами с обслугой. Возможно, в этом он представлял собой счастливое исключение, поскольку мы часто видим, что философ, называющий жизнь пустым заблуждением, довольно разборчив в инвестировании денег и признает материальную природу банковских облигаций, в отличие от таких туманных понятий, как эго и супер-эго.
В этот вечер Роберт чувствовал себя особенно одиноким, несмотря на уют и чистоту в тщательно прибранных комнатах. Даже французские романы, комические и сентиментальные, выписанные месяц назад, лежали на столе, не вызывая никакого интереса. Он взял любимую пенковую трубку и со вздохом опустился в кресло.