Ши с огромной пустотой в сердце смотрел сквозь этого великого воина, явившегося сюда из безлюдной и жестокой пустыни, порожденного песчаной бурей и протяжным стоном барханов. Казалось, он не понимал этого «долгожданного» момента, того, что происходит здесь и сейчас, казалось, он видел только фужуновые губы Бао, навсегда застывшие в последней улыбке.
Внезапно показалась четко построенная китайская армия, блистающая на солнце вооружением и штандартами — величественное зрелище! Да, Ши сделал все, чтобы создать видимость существования многочисленной армии. Монголы растерялись. Ши подал армии знак перестраиваться в боевые порядки и поскакал один на мост, чтобы вызвать предводителя монголов на поединок. Потрясенный смелостью противника, хан не решился принять бой.
Они съехались на мосту.
Прекрасная сероглазая кобыла под седлом Ши склонила набок голову, рассматривая стоящею перед ней рослого вороного мерина, не понимая, почему он не отвечает на ее знаки внимания. Она непроизвольно сделала шаг навстречу, коснувшись его морды своей упряжью. Темурджин невольно улыбнулся.
Ши улыбнулся ему в ответ, и какая-то невидимая сила объединила их. Странным был этот безмолвный поединок на мосту.
Тогда Ши подал знак, и в дар хану в знак примирения, было принесено много шелковых полотен, риса, серебряных и золотых украшений. Богатые подношения хану были аккуратно положены на землю. Хан осмотрел их, удовлетворенно кивая головой. Он подозвал небольшой отряд, который быстро унес все эти дары в лагерь. Ши пригласил хана проследовать в город. Хан и семь его приближенных поехали в направлении к городу.
Ворота нехотя открылись и пропустили процессию.
В городе царила утренняя тишина. Только шум ветра в сосновых кронах, похожий на музыку, нарушал утреннее спокойствие да стук вальков вдоль каналов. Было утро после долгих праздников, и женщины стирали белье, они расстилали белье на плоских белых камнях и колотили его вальками.
Темурджин никогда не видел мирной жизни в городе и людей, которые его не боялись. Он видел, как множество людей производили очень странные действия без чьего-либо приказа. Вот проехали мимо библиотеки, и он захотел зайти туда. Множество фолиантов поразили его. Далее он зашел в цзяофан: в одном классе мальчики учились играть на бяньджуне, а в другом девочки играли на лютне. Дети привыкли к иностранцам, да и среди них было много детей государственных чиновников — выходцев из других стран, — поэтому они никак не реагировали на появление Темурджина, разве что с любопытством разглядывали его одежду. Ши не входил вместе с ним, ибо его появление предполагало выражение особых знаков внимания и не дало бы возможности Темурджину увидеть все так, как есть.
Он жадно пожирал глазами все. Прекрасные фонари, оставшиеся как украшение на улицах после праздника фонарей, оранжереи в огромных домах, в которых разгуливали павлины и вливались немыслимыми трелями длиннохвостые попугаи. Женщин в разноцветных дорогиx шелках на улицах с зонтиками, значение которых для Темурджина осталось загадкой. Детей, одетых так же, как и взрослые, с причудливыми прическами. Темурджин впервые увидел зеркало высокого качества, порох, компас, печатные книги.
Ши предложил заехать во дворец, но Темурджин захотел увидеть море.
Всадники въехали в порт. Стихия моря поглотила их своими шумами, запахами и бесконечным простором. Пронзительные крики огромных белоснежных птиц над головой делали пространство объемным. Море показалось Темурджину очень похожим на пустыню, но только синего цвета, с той лишь разницей, что не отталкивало, а звало к себе. Вид множества роскошных драконовых челнов, принадлежащих самым богатым семьям, вызвал неописуемый восторг у хана. Однако вид чуаней — деревянных грузовых судов — заставил его задуматься. Двух- и четырехмачтовые, очень широкие, почти прямоугольные суда с приподнятыми носом и кормой, способные перевозить грузы до шестисот тонн, производили внушительное впечатление. Необычными были и их паруса четырехугольной формы из циновок и бамбуковых реек.
Это была первая встреча Темурджина с океаном. «Тенгиз... тенгиз...» — шептали губы хана. «Тенгиз» — океан, он вошел навсегда в сердце Темурджина, лишая его сна, словно пронзительные крики диких чаек, напоминающие чувство отчаяния не желающих расставаться влюбленных.
Вечером в честь гостей был устроен обед, на который были приглашены артисты из самых лучших васов. Темурджин отказался от луского вина, но разрешил прекрасной наложнице сесть рядом с ним. Нежнейшая музыка лучшего женского оркестра заставила биться сердце молодого Воина. Во время исполнения «танца со львами» с элементами эквилибристики и приемами борьбы ушу рот хана был приоткрыт от напряженного внимания. Представление закончилось маленьким фейерверком, который вызвал испуг, а затем заинтересованное удивление у Темурджина.