Внезапно вся долина наполнилась жизнью. Он не замечал своего войска, но он слышал крики фазанов и даже увидел одного из них, с ярко-коричневым оперением в черную и белую крапинку, с черной головой и белым шарфиком, с синими перьями на затылке и красными вокруг глаз. Он смотрел на фазана, поймав себя на том, что у него нет желания спустить своею сокола на эту прекрасную птицу. Мелкие ракообразные цветы привлекли его внимание своими тонкими необычными линиями и нежными розовыми оттенками. Трава была наполнена жизнью. Мельчайшие насекомые издавали непонятные звуки, сливающиеся с шумом крови в венах самой земли.
Темурджину казалось, что в его груди бьется сердце мира, что вся эта долина это его тело, и он может управлять полетом птиц и течением реки только лишь силой своей мысли. Он почувствовал, что где-то совсем рядом есть небольшой город, вероятно, город, где родился его Учитель, потому что он видел его так же ясно, как траву под ногами своего коня. Он видел каждую его улочку и каждый дом, как будто сам всю жизнь ходил по этим каменным мостовым с выходящими на них уютными двухэтажными лавочками, наполненными немыслимыми безделушками, вдоль каналов с зеленой водой и ивами на берегу. Ноздри его стали раздуваться, как у тигра перед решающим броском, и он окинул взглядом свое войско, которое было всего лишь продолжением его мыслей.
Бурдюки были наполнены водой. Короткий отдых был очень кстати для лошадей, но абсолютно безразличен для воинов, которые, казалось, родились с упряжкой в руках, и более того, во всех своих прошлых жизнях были неразлучны с нею. Темурджин поднял руку. Войско мгновенно оказалось готово к бою. Всего через какое-то время, за которое даже птица не долетела бы до своего гнезда, стотысячное войско обступило прекрасный древний город, располагаясь плотным кольцом на склонах гор.
Город был заполнен праздничными толпами горожан. Мяосские девушки, с огромными серебряными украшениями на головах в форме полумесяцев, фантастических кораблей, с многочисленными серебряными пластинами на шее или просто в черных тюрбанах с золотыми и серебряными подвесками, поразили воображение кочевников. Преобладающий пронзительно-синий фон их платьев делал улицы города похожими на живые осколки горных озер.
Темурджин въехал в город практически один, он знал каждую улочку. Около одного из домов сердце его забилось, и он поймал взгляд древней старухи, казалось, узнавшей его и даже хотевшей было пойти за ним, если бы она не была, как оказалось, слепа. Она протянула к нему руки, как ребенок, неизвестно как определяя его перемещения в пространстве. По его спине пробежал холодок, но сердце наполнилось нежностью и заботой. Он точно знал, что это был дом его Учителя.
Странное впечатление производил всадник в чужеземном одеянии на мощном, рослом мерине арабских кровей, медленно едущий по древней, вымощенной цветным камнем улице и рассматривающий все вокруг с видом хозяина. Прохожие расступались и замолкали при виде его. Наконец Темурджин достиг центра города, где его ждал старейшина, совершавший жертвоприношения и другие религиозные обряды. Именно он и решал все важные вопросы в городе. Ожерелье из крупного жемчуга и цветных камней, красный, почти монгольского покроя халат и головной убор, похожий на корону, собранную из фигурных дощечек, расписанных образами божеств, говорили о его высоком положении. С возвышения, где проходили жертвоприношения, Старейшина прекрасно мог видеть войско Темурджина, однако вел себя спокойно и с достоинством.
Темурджин спрыгнул с лошади и поприветствовал старца, преклонив колено, чем вызвал вздох облегчения у всех горожан, наблюдавших за его появлением. Однако далее Темурджин резко встал и четко, почти без акцента — ведь это был язык его Учителя, — зычным голосом отрывисто произнес:
— Нам нужны лучшие кони и лучшие девушки. Ничего, если ваши овцы улучшат свою породу.
Старейшина поднял вверх правую руку.
— Город должен быть сохранен. Какие гарантии? — Старец понимал всю бессмысленность своих действий.
Однако Темурджин спокойно ответил:
— Гарантия — это я.
Старейшина подозвал к себе императорского чиновника и, обменявшись с ним несколькими словами, пообещал выплаты за коней из городской казны, призывая горожан к спокойствию и повиновению. Темурджин поднял правую руку, и его войско спустилось в город, присоединившись к празднику, царящему в нем. Монголы деловито выбирали коней, если те были лучше их собственных, выбирали женщин и направлялись к восточным воротам на выходе из города, где передовой отряд уже разбил ночной лагерь.
ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
СЛИВОВОЕ ДЕРЕВО ЗАСЫХАЕТ ВМЕСТО ПЕРСИКОВОГО