Тайна Ночи Свечей

«А так ли пустынна эта затхлая каменная нора, как представляется на первый взгляд?» Задавшись этим нехитрым вопросом, Тера нехотя сошла с освещенной дорожки, сделала пару неуверенных шагов, повертела головой из стороны в сторону, сдула со лба непослушную каштановую прядь, как следует прищурилась, надеясь разобрать на что смотрит и чуть не заорала от неожиданности. Затуманенный, расфокусированный взгляд моментально прояснился. Она наконец разглядела то, что так ловко ускользало от навязчивых касаний любопытных бликов магического света, порождая иллюзию, развешенных по стенам нарядов.

Нервно окинув взглядом близлежащие, видимые участки стены, и не найдя ничего нового или обнадеживающего, Тера внимательнее присмотрелась к расположению свечей на полу и поняла, что ей немедленно следует позабыть о соблюдении осторожности. Продолжая красться, соблюдая тишину и озираясь на каждый почудившийся шорох, она непозволительно долго оставалась в дальнем от возможного выхода конце зала, а стоило бежать и не оглядываться, так быстро, как только сможет.

На фоне заново открывавшихся перспектив, прежний маньяк с пустоши казался сущим святым, особенно по сравнению с тем ненормальным, которому пришло в голову устроить посреди Корды самый настоящий музей ужасов. Теру замутило от страха и отвращения, а может от усталости или удушливого запаха. Особой роли не играло. Все чего она желала в данную минуту — это оказаться как можно дальше от этого жуткого места, где-нибудь за станами Корды, а лучше сразу за границами Дэйлиналя. Слишком много жестокости и безумия ей пришлось увидеть за такой короткий промежуток времени. Слишком, даже для нее, привыкшей бесстрашно совать нос в самые непрезентабельные уголки королевства и заглядывать в наиболее глубокие ямы порока, скрытого за ширмами памяти сотен, ограбленных ею на воспоминания, негодяев.

Какими бы травами не был пропитан воздух галереи, на пользу ее бодрости и координации он явно не шел. Тера едва не споткнулась о брошенный посреди дороги разломанный табурет и тут же опрокинула кособокую пирамиду из стоящих одна на другой картонных коробок, забитых разноцветными платьями, шляпами и перчатками.

Чада, уродливые травяные свечи, давали куда как больше, нежели света, но несмотря на этот досадный факт, Тера не желала отдаляться от узкой тропинки и терять их тусклые огоньки из виду. Вместо этого она непрестанно крутила головой, проверяя не сбилась ли с курса, засмотревшись на очередной экспонат чудовищной коллекции вейнтского потрошителя.

Тера отчаянно старалась лишний раз не вглядываться в бессмысленные лица покойников и никак не могла заставить себя перестать подсчитывать крюки, торчащие из их застывших в неподвижности грудных клеток. Словно нарядные черви, насаженные на новенькие, блестящие рыболовные снасти… Так плотно и в то же время аккуратно развешены по станам, будто по огромной невидимой линейке с полнейшим соблюдением неведомых правил строгой экспозиции. Ни одного неряшливого экземпляра, нарушающего безупречный вид мертвой выставки неуместными следами крови или трупными пятнами на открытых, будто бы живых лицах, шеях и кистях рук.

Кого здесь только не было. Чужеземцы, легко различаемые по непривычным фасонам броских и не очень нарядов, мужчины, женщины, дети, дэйлинальцы всех городов, сословий и народов, даже прядильщики из ордена Опаленных и пара видящих!

— Каким чудовищем нужно быть, чтобы сотворить такое? — замерев перед целой, по-видимому, семейной композицией, еле слышно выдохнула пораженная зеркальщица. С одной стороны, ей хотелось зажать рот ладонью и нестись со всех ног, пока все эти несчастные жертвы чьего-то, вышедшего из-под контроля безумия, не останутся далеко за спиной, а с другой… Тот, кто так искусно сумел удержать последнее отражение жизни в мертвых телах, представлялся истинным злым гением. Тера ненавидела себя за это, но не могла не поражаться удивительно тонкому, неизвестному ей колдовству. Шаг за шагом продвигалась она по аллее смерти, мимо развешанных по стенам живых мертвецов и ни один из них не был похож на, имитирующую спящего живого, восковую куклу или мумифицированного покойника. Казалось, переступи она незримую черту страха, поднимись по приставной лесенке и коснись возможно еще мягкой, теплой щеки, как потревоженный экспонат нахмурит брови, недовольно уставится на нее и немедленно потребует не осквернять его безмятежный лик неуместными любопытствующими касаниями.

Но не разнообразие мертвецов и не иллюзия жизни делали это странное зрелище таким тошнотворным и вместе с тем завораживающим, а особое выражения лиц покойников и то, как выглядели их наряды. Не считая торчащих из груди поблескивающих крюков, других следов смерти не наблюдалось. Все они будто спали и видели красивые, яркие сны. Ни единой гримасы боли или отворенного в последнем отчаянном крике рта!