В менее респектабельных кварталах никакие сплетни не мешали воспринимать Белого Лиса, как достойного господина, особенно, когда он сам решал, что быть вежливым для него в конкретном случае выгоднее и результативнее. Главным признаком достойности для жителей старого славного Боривала, окончательно сломавшегося под натиском все увеличивающихся налогов, изобретаемых для горожан проклятой Кордой и ее богатым союзником Гродарином, служили чистые рубашки двуликого, всегда радовавшие глаз своей белизной.
И все же, выбор пал именно на пустующий уже не первый год из-за дурных слухов о призраке, длинный захламленный чердак, принадлежащий двуликому еноту папаше Грэнго, славящемуся своей жадностью и неиссякаемой болтливостью.
В контексте с делом, задуманным на этот раз Белым Лисом, сомнительная слава страшного места, возле которого слышались завывания и звуки ударов, была, как нельзя, кстати.
То, чем занимался лис, обосновавшись на чердаке мрачного дома с живописным видом на малое кладбище боривальских преступников, могло послужить не только темой для очередных домыслов со стороны безобидного клуба сплетников, так подпортивших ему жизнь, но и для незамедлительного ареста на территории Дэйлиналя, а также — серьезных проблем при появлении на острове Валардан.
Глава 2. Чердак
Мерный звук капель, проникавших в неуютное помещение сквозь щели прохудившейся крыши и причудливые блики, отбрасываемые одинокой свечей, служили единственными признаками жизни. Казалось, что даже назойливый уличный шум и крики, беснующихся за окнами пьяниц, растрачивали свою бойкость и выразительность, стоило им пересечь границу владений сибидирского призрака. Чердак дома номер шесть погрузился в послеобеденную дрему и не желал, чтобы его беспокоили. Того же мнения придерживался и неподвижный постоялец, замерший в темноте, напротив потускневшего от времени зеркала.
Но вдруг, что-то неуловимо изменилось: пахнуло свежим ветерком, ворвавшимся через приоткрывшийся люк, свеча полыхнула ярче и веселее, а мрачная атмосфера приглушенности и необитаемости отступила под напором бодрого, насмешливого голоса.
— Видела бы тебя сейчас тетя Клара! — произнесла вместо приветствия темная фигура, ловко спрыгнувшая на маленький колченогий столик с потолочной балки. Столешница выдержала прыжок и даже не сбросила ловкача, когда тот стал балансировать на трехногом помосте, а затем бесшумно соскользнул на пол и отправился к источнику света.
— Но ты не переживай, Эйнар, я обязательно поделюсь с тобой своей замечательной настойкой. Подлечишься, прекратишь забираться на грязные чердаки и заниматься всякой ерундой. Жизнь наладится, вот увидишь! — продолжал глумиться гость, стягивая капюшон, а за ним и липкий туманный платок, изменявший не только черты лица, но и голос. Перемены были едва уловимыми, но их вполне хватало, чтобы ввести в заблуждение любого, кто посмотрит на хозяина редкого валарданского артефакта, будь этот взгляд хоть мимолетным и рассеянным, хоть прямым и пристальным.
Так худощавая, невысокая девушка, одетая, как юноша, с легкостью избегала лишнего внимания и цепких щупалец памяти случайных прохожих. Чтобы запомнить ее лицо, скрытое туманным платком, пришлось бы очень постараться, да и то, результаты такого упорного запоминания порой удивляли своей противоречивостью. Описывавшие ее дэйлинальцы, часто не могли понять — почему, присматриваясь к одному и тому же человеку, они подмечают совершенно разные приметы?
— Кстати, я слышала здесь обитает злобный призрак, он тебя еще не навещал? — как бы между прочим поинтересовалась она, отправляя в карман плаща вслед за посеревшим и утратившим туманность без контакта с кожей платком, еще и круглые темно-фиолетовые очки в тонкой оправе.
Гостья, не дождавшись реакции на свою колкость, стала обходить чердак, отмечая сохранность стропил и полное, а скорое всего, еще и многолетнее отсутствие уборки. Наибольшее внимание привлекли куклы с фарфоровыми лицами, одетые в шелковые платьица, и поблекшие, некогда цветастые обои из дорогих тканей. Было странно видеть следы подобной роскоши посреди всей этой пыли и запустения.
Перевернутая колыбель, рассыпавшая маленькие подушки, наводила на грустные мысли. Судя по всему, слухи о привидении имели под собой довольно крепкую почву и была она орошена детскими слезами, если не кровью. Жуткая история, как и прочие страшилки Боривала, имела сразу несколько вариантов. Разобраться, какой из них нес в себе хоть крупицу правды, порой бывало не так уж и просто, особенно, когда участники событий оказывались давно похороненными, а очевидцы не желали ворошить прошлое.