Тайна оберега

Левашов давно не мог взять в толк, почему его дядька столько времени ходит в бобылях. Долматов отличался статью и мужской сдержанной красотой, и женщины частенько засматривались на холостого боярина, но Прохор всегда шарахался от красавиц, словно чёрт от ладана. Вот и сейчас он нахмурился и нехотя ответил на вопрос:

– Фрол рассказал, что невеста моя нечестна.

– И ты поверил?

– А как тут не поверишь, когда я своими глазами видел, – раздувая ноздри, рыкнул Прохор, и тут его прорвало: – Всё у нас хорошо было. Любил её без памяти. Одной ею жил и грезил скорой свадьбой. Мне уж двадцать пять стукнуло, а она такая юная, нежная, чистая… Голубка – да и только. Думал, что и она меня так же безумно любит, раз даже не побоялась на встречу из хором сбежать. Да чего там… Я дни считал до свадьбы, ждал, когда люба моя навсегда моей станет. А та голубка гадюкой подколодной обернулась, – болезненно поморщился мужчина и, немного помолчав, продолжил рассказ: – Оказалось, она просто девка распутная и не одного меня привечает. Накануне свадьбы Фрол сообщил, что обманывает меня невеста. Будто ей только моё боярское звание и нужно. Она купеческой дочкой была, – уточнил дядька. – Я, конечно, не поверил… В морду ему дал. А Фролка обижено челюсть потёр и съязвил, что я сам всё могу увидеть.

Прохор замолчал. Евсей не выдержал:

– И что?

– Что, что… Как стемнело, пришёл я к дому её да в кустах схоронился. Вскорости смотрю: и вправду к оконцу молодец подкрался и камушек кинул, а она окошко-то и отворила. Впустила его… – Прохор с досадой мотанул головой. – Ну, тут не выдержал я и шум поднял. Отца разбудил… Вся округа видела, как тот ухажёр из её горницы сиганул…

– Так кто ж то был? – выдохнул Евсей.

– Не знаю, – отвернул лицо Прохор. – А она не призналась. Отец её плёткой отстегал, а она всё твердила, что не впускала никого. Во ведьма… А что дальше было, не ведаю… Не смог я смотреть, ни как её бьют, ни вообще на неё… Ушёл я. И прямо с утра к батюшке твоему и уехал. Решил при нём служить. Вот так.

– Слушай, Прохор Алексеевич, ну обманула одна девка, так что же ты всех под одну гребёнку гребёшь?

– Не знаю. Сердце словно окаменело. На какую ни посмотрю, всё её вижу… И буквально отрезает от женщины. Говорю же – ведьма. Раз не женился на ней, не даёт другую полюбить…

– Во дела… – задумчиво проронил Евсей. – А святой водицей омываться не пробовал.

– Пробовал. Ничего не помогает.

– А с ней с того времени не виделся? Может, поговорил бы или откупился чем, и отпустила бы она тебя?

Прохор растерянно взглянул на Евсея и задумался.

– Думаешь, отпустит?

– Ну а зачем ты ей теперь сдался? Столько лет прошло. Может, и она уже отошла.

– Это ведьма-то? Да им в радость человеку досадить! – продолжал злиться Прохор.

– А ты всё-таки попробуй поговорить. Хуже не станет, – посоветовал княжич.

– Если только совсем меня со света не сживёт, – буркнул боярин.

– Ты и так, можно сказать, не живёшь. Без радости-то.

Погрузившись в свои невесёлые воспоминания, Долматов замолчал, и княжич больше не тревожил дядьку расспросами. К вечеру мужчины добрались до деревни, где Левашова дожидалась дружина, а поутру отряд последовал дальше.

Глава 10

Благодатное лето, томно нежась на русских просторах, благоухало ароматами цветов и спелых ягод. Ночи становились всё короче, а дни – всё жарче, и пришло время боярину Григорьеву отправляться в Вязьму.

Поднявшись спозаранку, Оленька, лихорадочно сверкая глазами, придирчиво оценивала себя перед зеркалом и бесконечно перебирала наряды.

– Таяна, я с Данилой на свадебном пиру повстречаться смогу, – счастливо выдохнула боярышня. – Ну что ты возишься? – прикрикнула она на появившуюся в дверях холопку. – Скорее летник³⁰

неси и венчик³¹, – приказала хозяйка и вновь обратилась к подруге: – А ты чего сидишь? Почему до сих пор не одета? – притворно нахмурилась Оленька.

– Я мигом! – скрылась за дверью Таяна.

Вскоре девушки в сопровождении няньки вышли во двор. Тихон Иванович и четверо слуг, дожидаясь боярышню, уже восседали на лошадях. Оленька с Таяной устроились на покрытых бархатом сиденьях кареты, старая Аглая, кряхтя, взгромоздилась напротив, и боярин, перекрестившись перед дорогой, велел трогаться в путь.

– Ну, с богом! – подбадривая лошадей, воскликнул возница, и семейство Григорьевых выехало за ворота. Карета весело шелестела новыми колёсами по накатанной дороге, всё дальше удаляясь от родного дома. На окраине города путники нагнали Фрола Друцкого. Конь боярина неторопливо шагал по широкому тракту, и Тихон Иванович, поравнявшись со знакомцем, поприветствовал боярина.

– Какими судьбами, Фрол Акимович? – поинтересовался Григорьев.

– Так к брату твоему Андрею Ивановичу на свадьбу еду, – горделиво пояснил тот. – Сам князь Левашов прихворал, а Евсей Фёдорович, сам знаешь, на службе. Вот и передал со мной Фёдор Петрович подарочек молодым, – кивнул он в сторону плетущихся за ним слуг с навьюченной лошадью.

– Ну и хорошо. Вместе веселее, – порадовался Тихон Иванович.

Приятелей вскоре нагнал Данила Коробов, а рядом с парнем скакал усатый франт.