Тайна оберега

– А это ж кто такой будет, не знаешь? – поинтересовался Григорьев у Фрола.

– Так то Болеслав Залевский, сынок посольского пана, – пояснил Друцкий и обратился к молодому поляку: – А что-то батюшки твоего не видно, Болислав Якубович? Я слыхал, что он тоже приглашён со стороны невесты. Или не едет на свадьбу?

– Tato³²

раньше отправился, – галантно поклонившись, вежливо пояснил франт, и парни не преминули подъехать к карете с девушками. Тихон Иванович придирчиво поглядывал на шалопаев и, заметив его недовольный взгляд, Друцкий усмехнулся.

– Не сердись, Тихон Иванович. Дело молодое… Пусть парни покуражатся, и девицам веселее, – остудил недовольство отца Фрол. – Тем более я слыхал, Данила породниться с тобой надумал?

Григорьев, настороженно зыркнув на товарища, промолчал, но молодцы вели себя уважительно, и боярин поостыл. Во время пути Тихон Иванович внимательно приглядывался к будущему зятю, но успел лучше познакомиться и с польским дворянином. Болеслав Залевский оказался исключительно любезным и учтивым молодым человеком, и Григорьев уже более благосклонно относился к поляку, да и нянька прониклась доверием к услужливому иноземному парню и доброжелательно поглядывала на обоих друзей. Переночевав на постоялом дворе, компания снова отправилась в путь и к вечеру добралась до Вязьмы.

Иногородних гостей и родственников собралось на дворе жениха немало, и дом оказался заполнен до отказа. Григорьев уже и не рассчитывал на отдельную опочивальню для себя и дочери, как Болеслав радушно предложил остановиться у его отца.

– Тихон Иванович, не откажите. От души приглашаю, – улыбнулся молодой пан. – У отца дом большой, ни в чем стеснения знать не будете, – уговаривал Болеслав, и боярин согласился.

И вправду, дом графа Залевского оказался просторным, добротным и богатым, с бесконечными горницами и подклетями. Пан обживал хоромы сгинувшего в Смутном времени русского боярина, но чувствовал себя в чужом жилище полноправным хозяином. Гостей разместили в светёлках на втором этаже, слуг же поселили с дворовыми холопами в подклети, а няньке выделили просторную горницу, правда совсем в другом конце дома. Бабка было заартачилась, но Тихон Иванович её осадил:

– Ладно тебе, Аглая Григорьевна…. Уж не дитё Оленька, да и неудобно в чужом доме гостеприимством злоупотреблять.

Старуха вздохнула и отправилась восвояси. «Ну и ладно. Забот меньше», – про себя фыркнула она.

Вечером боярина с дочерью пригласили откушать, но Оленька потянула за собой и Таяну. Девушка засмущавшись, хотела воспротивиться, но боярышня не желала ничего слушать, и подруги следом за Тихоном Ивановичем вошли в просторную трапезную. За большим резным столом уже восседал сам пан Залевский и Болеслав. Похоже, Якуб в молодости тоже слыл красавцем. Правда и сейчас строгие черты лица мужчины оставались привлекательными, только глубокие бороздки, протянувшиеся от утончённых крыльев прямого носа до гладко выбритого подбородка, придавали ему несколько хмурый вид, а залёгшая между бровями двойная складка только добавляла подобного впечатления. Да и серо-голубые как у сына глаза казались настолько холодными, что от его взгляда Таяне захотелось поёжиться. При виде гостей тонкие губы хозяина растянулись в приветливой улыбке и его щёгольские усы подкрученными кончиками взметнулись вверх. Выражение лица пана несколько смягчилось и сделалось не столь строгим.

Болеслав представил отцу Тихона Ивановича и Оленьку и, не зная, что сказать о Таяне, растеряно замялся. Но тут в зал вошла молодая женщина, и внимание мужчины переключилось на неё.

– Познакомьтесь, Божена Миславская, моя кузина, – проговорил Болеслав и предложил женщинам сесть.

Полячка оценивающе скользнула взглядом по нарядам русских девушек, и в её зелёных глазах отразилось откровенное пренебрежение. Женщина натянуто улыбнулась и опустилась на любезно подставленный Болеславом стул. Таяна и Оленька, в свою очередь оглядев панну, с недоумением переглянулись. Божена отличалась красотой: её тёмные волосы, собранные в высокую причёску, открывали белоснежную шею и покатые плечи, а платье, плотно обтягивая женские формы тёмно-зелёным шёлком, подчёркивало пышную грудь.

Сам Тихон Иванович оставался невозмутим, но в глубине глаз боярина проскочило осуждение внешнего вида девицы. Помолившись каждый своему богу, господа приступили к трапезе. Хозяин, исподволь рассматривая гостей, старался вести непринуждённую беседу, а потому, не затрагивая щекотливых политических тем, любезно интересовался здоровьем, успехами посевной и погодой. Поговорили и о предстоящей свадьбе. Ловя на себе редкие взгляды старшего Залевского, Таяна всякий раз испытывала непонятное смятение: этот человек почему-то её пугал, вызывая в душе жутковатый холодок.