Тайна оберега

В миру Филарет носил имя Фёдора Никитича. В молодости боярин отличался разгульным нравом, слыл ловким наездником, любил охоту и вёл жизнь знатного повесы. Не чуждо молодцу было и тщеславие. Одним из первых Фёдор начал брить бороду, не брезговал «западной» одеждой и слыл среди иностранцев первым красавцем. Находясь у истоков Смуты, Фёдор Романов не только умудрился уцелеть в горниле междоусобной войны, но и выйти из нее победителем.

После обвинения в попытке отравления Бориса Годунова Фёдора постригли в монахи, лишив тем самым возможности претендовать на царский престол, и, казалось, его игра проиграна. Но Годунов и весь его род канул в лету, Шуйские также, не оставив наследников, сгорели в пожаре всеобщей вражды, из польского плена так и не вернулся князь Василий Голицин, и какую роль во всей истории со Лжедмитриями на самом деле сыграл тихий Филарет – одному богу известно. А история хранит молчание: случайным ли совпадением было то, что первый самозванец Гришка Отрепьев являлся беглым холопом Романовых.

Но как бы то ни было, сам Фёдор Никитич с приходом каждого нового Лжедмитрия поднимался всё выше, умудрившись из простого монаха дорасти до сана патриарха. В конечном итоге, Фёдор Романов, несмотря ни на что, смог осуществить свою давнюю мечту⁵⁷, и после воцарения на троне его сына Михаила именно Филарет сделался фактическим правителем земли русской, получив официальный титул "Великого государя". Без ведома патриарха молодой царь не волен был принять ни единого решения, не смел подписать ни указа, ни грамоты.

Теперь, возглавляя церковь и страну, Филарет выглядел благочестивым старцем, хотя его пронзительный хищный взгляд и твёрдо сложенные губы отбивали у кого бы то ни было всякое желание вставать на пути этого хитрого и безжалостного человека.

– Что привело тебя ко мне, Евсей Фёдорович? – одними губами улыбнулся патриарх и испытующе окинул взором просителя. – Тебе впору к свадьбе готовиться, а ты по Москве разгуливаешь. Или поблагодарить явился за сватовство моё?

– О сватовстве и пришёл речь вести, Владыко, – смиренно опустил голову Евсей. – Прошу, отмени сговор.

Филарет зло прищурился:

– О чём же это ты просишь? Польскую боярышню обрюхатил – и в кусты? Нехорошо…

– Да не я это, – возразил князь и подал грамоту. – Вот сама она призналась.

Прочитав повинную Божены, патриарх насупил брови и задумался, а затем, подняв глаза на Евсея, фыркнул:

– Выходит, обманул меня полячишка? Вот ведь лживое отродье! Ну что ж, быть по сему, – согласился он. – Неволить не стану. Чего ещё у тебя? – строго взглянул Филарет, заметив, что княжич не торопится покидать его хоромы.

– Владыко, позволь мне самому разобраться в убийстве боярина Григорьева и дочери его.

– Чего там разбираться? Докладывали мне о том деле. Ясно всё там. Девку должны на суд в Вязьму отвести.

– Да не всё там ясно! – возразил Левашов. – Негоже если истинные злодеи наказание не понесут, а невинный человек пострадает. Не по-божески это.

– Чего это ты за простую девку печёшься?! – усмехнулся Филарет.

– Да не могла она совершить такого. И доказательства я нашёл, – заявил Евсей и вкратце поведал всё, о чём узнал от слуг пана, а в заключении поклялся: – Правду говорю, вот те крест, – горячо наложил он знамение.

Патриарх, не перебивая, внимательно слушал, и в его глазах появился заинтересованный блеск:

– Ишь ты! И креста наложить не боишься… – насмешливо фыркнул Филарет и уже серьёзно добавил: – Коли докажешь виновность Залевского, твоё счастье. Честно скажу, только спасибо скажу, ежели поляка этого прижучить сумеешь. Уж надоел как, сил нет! Давно бы к Москве близко не подпускал, да только Сигизмунт его послом назначил. А пан этот воду тут мутит: по углам с боярами всё шепчется и, слышал, будто шляхту свою неспокойную на нас науськивает. Не успели мы от Смуты отойти, не ровен час, как бы новые распри кто не устроил, – озабоченно сдвинул брови Филарет. Свою власть патриарх не собирался отдавать никому. – А уж жаден как пан! Вон и на твои земли Залевский права предъявил давеча, – хитро взглянул патриарх. – Не из-за того ли ты, Евсей Фёдорович, на него так взъелся, что аж в убийстве и подлоге обвинить намерен?

Левашов удивлённо взглянул на Святейшество.

– Впервые слышу! И каким же боком мои земли пану принадлежать могут?

– Бумагу намедни привёз, – откинувшись на спинку трона, поморщился Филарет. – А в ней говорится, будто дальним родственником он князю Засекину приходится. А потому пан требует, чтобы угодья и поместье Засекина ему отошли, а после него – Болеславу. Род-то Засекина своё начало от Рюриковичей берёт. От колена Ярославского князя Грозные Очи, – уточнил патриарх, и Евсей догадался, что беспокоит умудрённого опытом царедворца.

– Да от тех кровей одна водица в жилах Залевских осталась, – предположил Левашов. – Не хватало ещё полякам земли раздавать! И так они вон сколько наших городов к рукам прибрали!