Тайна реки Злых Духов

Так вот, сидели мы с ним однажды вечером так же, как сейчас с тобой, на берегу горного озера и думали каждый о своем. Владимир курил, а я просто смотрел на воду и любовался лунной дорожкой, бегущей к дальнему берегу. Ночь тогда была такая же, как и сегодня — красивая и светлая. Только сейчас вот тихо. А тогда дул ветер, и у самых наших ног бились большие косматые волны. Вдоль всего берега блестела белым кружевом пена прибоя. Глухой тревожный шум стоял в воздухе. И на душе у меня было как-то неспокойно.

Я посмотрел на Владимира. Он тоже почему-то нервничал, перекидывая из одного угла рта в другой давно погасшую папиросу. Наконец он бросил ее в воду и обернулся ко мне:

— Ну что, Андрей, рассказать тебе, что ли, о моем алмазе?

Я молча кивнул головой. Меня давно уже интересовал этот крупный, умело ограненный бриллиант, с которым он никогда не расставался. Я знал, что у Владимира с ним связаны какие-то большие воспоминания. Но до сих пор он избегал говорить об этом, и я не расспрашивал его.

Не сразу заговорил он и на этот раз. А сначала вынул еще одну папиросу, долго мял ее в пальцах, потом взял в рот, но так и не закурил.

— Этот камень, — начал он, — подарила мне одна девушка, геолог моей разведочной партии, такой же вот лунной ночью и… тоже на берегу озера. Это был замечательный человек, прекрасный работник и чуткий отзывчивый товарищ. И было у нее еще одно достоинство — ее большие карие глаза и удивительно красивые руки.

Владимир потер лоб и улыбнулся.

— Ее звали Лада. Она улыбалась так, как не улыбается ни одна женщина в мире. Но одного взмаха ее бровей было достаточно, чтобы осадить любого грубияна. А ее глаза… Глаза у нее были необыкновенными. У зрачков — чуточку светлее, с темным ободком, отчего казалось, что глаза эти имели бездонную глубину…

Необыкновенными были и ее руки. Они рыли шурфы, отбирали пробы пород, приходилось им иметь дело и с тяжелым буровым инструментом и, несмотря на это, они всегда оставались поразительно красивыми…

И вот в этих руках, Андрей, я впервые увидел большой сверкающий алмаз, найденный ею в нашем районе в отложениях древней реки…

Владимир замолчал и некоторое время задумчиво смотрел на лунную дорожку. А затем сказал:

— Стоит ли говорить, что она мне очень нравилась… Но закончились полевые работы, она уехала, а я… так и не успел сказать ей об этом. И остался у меня лишь красивый камень, подаренный ею в день отъезда…

Владимир снова замолчал, глядя на полную луну, вздохнул чуть слышно и, нервно ломая спички, зажег потухшую папиросу. Молчал и я, терпеливо ожидая продолжения рассказа. Я знал, что жизнь Владимира сложилась тяжело, что это было у него пожалуй, единственное увлечение, и мне очень хотелось, чтоб рассказ его не оборвался на этом.

Но вот он сделал две-три затяжки, бросил в воду, недокурепную папиросу и продолжал:

— И вот смотрю я теперь на свой алмаз и вспоминаю ее, эту необыкновенную женщину, которая нечаянно забрела тогда в мою жизнь. Она вошла в нее весело, с улыбкой, широко раскрыв дверь и внеся с собой аромат цветущей юности… Вошла так, как врывается в окно весенний ветер. Вошла нежданно, без стука, и так же нежданно ушла своей дорогой, оставив гнетущую пустоту и большую негаснущую грусть. А еще остались воспоминания. И эти воспоминания нет-нет, да и нахлынут на меня, и я все больше и больше начинаю понимать, что с ее отъездом навсегда потерял то, что люди называют счастьем… Я смотрю на этот сверкающий камень, а вижу ее милые грустные глаза, какими она смотрела на меня в окно отходящего поезда и в которых блестели слезы. В тот миг мне хотелось броситься в вагон и удержать ее, сказать ей обо всем, просить не уезжать от меня… Но я не сделал этого. Она уехала, так и не узнав, что творилось в моей душе…

— Да почему же? — перебил я его. — Почему ты ничего не сказал ей?

Он горько усмехнулся:

— Видишь ли, Андрей… Мне казалось, что я обижу ее этим. Я даже не мог подумать, что она тоже… может испытывать что-нибудь подобное ко мне. Мне даже казалось, что ей нравится другой…. — Он снова вздохнул.

— А спустя три года я получил от нее письмо, из которого узнал, что я глубоко ошибался. Она тоже уезжала от меня с болью в сердце и тоже не решилась открыться в своих чувствах…

— Ну и он? Он написал ей? — нетерпеливо перебид Саша.

Андрей Иванович покачал головой:

— Нет, Саша, он ничего не написал ей. 

— Почему же?

— Потому что в жизни бывают такие вещи, которые нельзя ни вернуть, ни исправить. Только воспоминания о них остаются навсегда и время от времени вспыхивают в нашей памяти так же ярко, как этот чудесный камень…