Тайна семьи Вейн. Второй выстрел

Похоже, суперинтендант пытался проследить путь Эрика с полянки, где мы его оставили, до места, где было найдено тело, однако без малейшего успеха. Последнюю неделю дождя не было, так что земля была твердой. Не удалось обнаружить никаких отпечатков, даже следы, которые я так старался оставить, волоча Эрика с середины поляны к краю, и те были трудноразличимы. Что до смятой травы, надломленных стеблей папоротника и всего такого, то их было во множестве, как на той тропе, где лежал Скотт-Дэвис, и на той, что соединяла обе полянки, так и на меньшей прогалине. Суперинтендант раздраженно заметил, мол, можно подумать, тут прошлось целое стадо, на что Джон ответил: так оно и есть, поскольку скот и в самом деле имеет обыкновение приходить к воде, а в жаркие дни часами бродит в тени вдоль берегов. Тогда суперинтендант сдался и бросил поиски изобличающих следов, вот и вышло, что полиция все утро потратила понапрасну. «И не только на той поляне», – подумал я, вспомнив мои перетряхнутые ящики.

Наверное, еще следовало бы упомянуть, что первую часть утра полиция провела, опрашивая слуг, но Джон не думал, что от них удастся узнать что-либо важное. Лишь много позже я узнал, насколько ошибочно оказалось это предположение.

– А де Равели? – поинтересовался я. – Тут все в порядке?

Джон кивнул:

– Судя по всему, да. Прошлую ночь они провели в разных спальнях, да так оно впредь и будет. По мнению Этель, бояться нечего. Вчера вечером она тактично побеседовала с Сильвией, и та ей доверительно призналась, что вчера они все выяснили и гнев де Равеля был направлен только против Эрика, но не против самой Сильвии.

– Странно, – подивился я.

– А по-моему, нет. Вспомните, ведь Поль – наполовину француз, он разделяет типично французское преклонение перед истинной любовью. Сильвия откровенно призналась ему, что искренне любит Эрика, – и Поль мгновенно ей все простил и забыл. Сдается мне, беднягу потрясло, что, оказывается, его самого-то она не любила – и вы же знаете, как он возносит ее на пьедестал: что бы она ни сделала, все ipso facto[6] хорошо, даже неверность.

– Не стану притворяться, будто понимаю подобную позицию, но, безусловно, нельзя за нее презирать. Однако если миссис де Равель удалось убедить мужа в том, что это и есть истинная любовь, с какой стати ему так ополчаться на Эрика? Вчера вечером даже сомнений никаких возникнуть не могло. Поль был сам не свой от ненависти.

– Ах, – отозвался Джон, – он не верил, что с Эриковой стороны тоже была хоть какая-то любовь. Просто очередная победа. Вообразите, как он воспринял такое отношение к своей богине! Фактически, – серьезно добавил Джон, – я бы не удивился, если бы Сильвия специально ему это сказала – или во всяком случае, навела его на такую мысль. С полным осознанием возможных последствий.

Я присвистнул.

– Вы имеете в виду… что миссис де Равель нарочно подстрекала мужа совершить убийство?

Лицо Джона стало еще серьезней.

– С нее станется. Все случилось после того, как объявили помолвку. По-моему, Сильвия ни перед чем не остановилась бы, решительно ни перед чем, лишь бы не позволить Эрику уйти с Эльзой прямо у нее перед носом. Да это же был бы смертельный удар по ее тщеславию, а для такой женщины, как Сильвия, тщеславие – святая святых.

Я снял пенсне и принялся протирать его носовым платком. Уже давно подметил за собой такую привычку, чисто нервную, когда собираюсь сказать что-то важное.

– После чего, – медленно проговорил я, – Эрика застрелили.

Джон уловил невысказанный вопрос.

– Нет, – быстро возразил он. – Во время чего. Разговор происходил, когда они оставили вас с Эриком, чтобы отправиться на отведенные им места, но еще до того, как они вернулись к дому. Собственно, как раз в то время, когда нашим детективам полагалось заниматься расследованием, а Эрика и вправду застрелили.

Мне сразу же бросилось в глаза значение его слов.

– Значит, они были вместе? – воскликнул я. – Вдвоем? У них взаимное алиби?

– Именно, – торжественно подтвердил Джон. – Именно что. Иначе…

Ему не было необходимости заканчивать фразу. Он имел в виду, что иначе с большей готовностью принял бы мои отрицания. Да, неудачно вышло.

На миг воцарилась тишина, поскольку мне потребовалось взять паузу, чтобы осмыслить сказанное.

– А полиция знает?

– Вряд ли. Я так понимаю, Поль не намерен ничего рассказывать, чтобы избежать неудобных вопросов, почему это они вдруг были вместе. Видите ли, уже нет нужды ворошить скандал – по крайней мере в том, что касается полиции.

– О, разумеется, – промолвил я, пожалуй, слегка саркастичнее, чем следовало бы в данных обстоятельствах. – Пусть полиция знает о моих предполагаемых, хотя и иллюзорных, причинах убивать Скотта-Дэвиса, но не о вполне реальных причинах де Равеля.

– Но если де Равель не мог его застрелить?

– На этот счет у нас имеется лишь слово его жены, – едко отозвался я. Теперь-то я признаю: не стоило делать этого замечания, однако читатель должен помнить, что я находился в отчаянном положении – как утопающий, что хватается за соломинку.

Лицо Джона приняло упрямое выражение.