Я встревоженно посмотрел ему вслед. Этот человек вовсе не такой тупица, каким я его считал. Утром понял правду и – прямо-таки сверхъестественно – скрыл жуткое знание под прикрытием обычной циничной болтовни. Хотел сам убить Скотта-Дэвиса, причем вовсе не обрадовался, что ему этого делать не пришлось. Да и то, что он затаил против меня столь смехотворную обиду, тоже казалось делом немаловажным: вражда де Равеля, тайная или явная, могла очень даже повлиять на мое положение. Но безопасно ли позволить ему видеться с женой, пока он в таком настроении? Едва ли.
Я подобрался к окну гостиной и, умудрившись привлечь внимание Джона, подал ему знак выйти наружу, где и ознакомил его с нашей примечательной беседой. Джон вызвался устроить так, чтобы миссис де Равель была вне опасности – по крайней мере, на эту ночь. Какая-то перемена спален. Он снова отправился в дом предупредить Этель. Я же задержался в саду, наслаждаясь прохладой и одиночеством.
Стемнело. Прислонившись к стволу дерева, я столь глубоко погрузился в размышления, что осознал, что уже не один, только когда чья-то рука стиснула мою руку. Вздрогнув, я обернулся и различил в темноте зеленое платье Арморель.
– Пинки, – настойчиво прошептала она, – мне надо вас о чем-то спросить. Не сердитесь. Мне правда надо.
– Ну конечно же, я ничуть не сержусь, – мягко ответил я.
– Вы очень, – пролепетала она, – очень… вы очень сильно влюблены в Эльзу, да?
– Арморель, ну право же! – чопорно отозвался я. – Разве это имеет значение?
– Да… о да! Ну конечно, имеет. Разве вы не понимаете?
На миг я подумал было, что от потрясения бедняжка повредилась в рассудке и теперь страдает, воображая, что влюбилась в меня. Однако на обращенном ко мне лице ничего подобного и в помине не было. Волнение, страх, подозрение, даже отчаяние – но ни следа безумия.
– Нет, – ответил я уже ласковее. – Должен признаться, не понимаю, почему вы задаете такие вопросы?
– Потому что мне надо знать. Очень надо. Прошу вас, Пинки, ответьте, вы ее любите, да?
– Ну, если вам так уж надо… – отозвался я, – нет, не люблю.
Арморель отпрянула, точно я на нее замахнулся.
– О, Пинки, – всхлипнула она, вытаскивая носовой платок.
– Милая моя девочка, что с вами? – потрясенно спросил я.
– Вы… значит, вы сделали это не ради нее. Вы это сделали… из-за того, что я вам сказала сегодня утром. О, Пинки… это я вас толкнула…
Наверное, можно простить мне, что я не сумел сдержать досады.
– Арморель, вы обвиняете меня в том, что я застрелил вашего кузена?! Успокойтесь, ибо я не убивал его ни ради вас, ни ради мисс Верити, ни ради де Равеля, ни ради кого-либо еще. Собственно говоря, мне жаль вас разочаровывать, но я его вообще не убивал.
Арморель смотрела на меня с подозрением.
– Не убивали? Ой! Ну, думаю, даже если бы и убили, все равно не сказали бы, правда? Знаете, ужасно так говорить, но я уже слегка пришла в себя и… и я рада. Будь это вы, я бы хотела… поблагодарить вас. Но коли это не вы…
Голос ее оборвался. Несколько секунд она стояла, глядя на меня с таким видом, точно ждала, что я что-то скажу, затем отвернулась и медленно побрела к дому.
На самом деле я встревожился куда сильнее, чем выказывал с виду. Похоже, никто и не сомневался, что я хладнокровно пристрелил Эрика Скотта-Дэвиса, на минутку отойдя от миссис Фитцуильям. Это уже стало секретом Полишинеля. Все мои слова просто отметались в сторону. Невыносимо!
Какая-то тень отделилась от других теней и подплыла ко мне.
– Мистер Пинкертон, – произнес глубокий проникновенный голос, – я слышала, что вы сказали Арморель. Ее вы не обманули. И уж тем более не обманули меня. Зачем вы убили моего возлюбленного, мистер Пинкертон?
Честно признаюсь – я развернулся и убежал в дом.
Глава 8
События следующего дня изложу лаконично. Более к суперинтенданту меня не вызывали, хотя он провел немало иных бесед, – а с какими последствиями, станет ясно позже. Большую часть дня у полицейских заняли поиски материальных свидетельств на месте происшествия (не стану уподобляться иным прочим и преждевременно употреблять слово «преступление»), а не выслушивание домыслов лиц, лично заинтересованных в деле.
Инстинкт настоятельно велел мне пойти вслед за полицией на поляну у ручья и, хоть бы даже и тайно, посмотреть, что они будут там делать. Однако я сообразил, что в случае, если меня заметят, я буду скомпрометирован, а потому здравый смысл во мне сумел подавить инстинкт. Кроме того, Джон до некоторой степени стал доверенным лицом полицейских, так что я рассудил, что впоследствии смогу получить от него более или менее достоверные сведения об их действиях и находках.