Тайна смуты

Царицы в богатой светлице не видать было, а оказалось, что есть в ней царь, коего сразу и не приметить, хотя свет чисто лился в окна, не слюдяные и уж вовсе не бычьи, а в настоящие веницейские стекла-филёночки в свинцовых оправах.

Царь и великий князь Дмитрей Иванович сидел как бы весь в тени, обонпол потока света из окна, в углу, на походном троне, резаном тут наспех, а потому грубо, из дуба. Снаружи хоть к самому окну прильни – не увидать царя в палатах, как того он и желал: мало ли, и стрельнуть могут из пищали, а из лука тоже достать не труд при таком-то ясном окне, хоть и занавесочка на нём была кстати.

Тарас успел вглядеться в гору парчи прежде, чем для порядку ниц пасть: из-под большой шапки с пером смотрели на него большие и тёмные грустные глаза, напомнившие Тарасу взоры собак, что по дороге к Москве выглядывали ему навстречу, на въезде в брошенные села, из притворов разграбленных церквей.

– Батько цар і великий князь!

– Давай живо! – колыхнул парчою царь.

Однако ж неторопливо, не порвать бы, извлёк Тарас из тайного кошеля нательного, данного ему Заруцким и засунутого аж под копчик, грамоту Заруцкого.

Оба стража кинулись было из-за спины Тараса выхватить послание и передать царю, но тот жестом остановил их и не погнушался принять послание самолично. Притом вновь пригляделся к Тарасу и нехорошо усмехнулся. Тотчас стражи оттянули Тараса за плечи.

Царь зорок был вдаль, развернул маленькую грамоту и, вытянув руку – теперь к окну, – быстро пробежал глазами две корявые строчки. И тут Заруцкий намекал ягодой-малиной, однако ж для царя загодя были сооружены иные тайные знаки. Узнал тушинский царь, что не пропало посольство Заруцкого на Сечь и приведёт он немалую силу, с коей после окончательного покорения Москвы можно, да при поддержке донцов, по очереди разгромить панов – и гетмана Рожинского, и королевского ротмистра Сапегу, пришедшего, однако, на Москву без воли и приказу круля Посполитного. Только надо поначалу их умно развести друг от друга подальше, ведь хоть и не в дружбе они меж собою, да на помощь друг к другу придут сии волки.

Тушинский царь усмехнулся: насчёт последнего уж можно было не беспокоиться – литвин Сапега с козацким гетманом, давно присягнувшим крулю, уже поделили Русь и на днях могли разойтись о сто конь по своим будущим русским вотчинам. Да всё равно знать бы, на кого кость поставить, а не холопов с пиками-пищалями считать!

– Устами передавал што? – спросил царь Тараса.

– Батькові царю нiчого, – честно моргнул Тарас.

Тут послышался некий шум и гул за стенами. Внезапно из полумрака явилась как бы дородным привидением царица Марина Юрьевна и бросила великому князю, царю и мужу своему, теперь то ли первому, то ли новому, поскольку первому, Гришке Отрепьеву в образе царя Дмитрея, полагалось бы тут сидеть уже как есть патентованным призраком:

– Рожинский там!

– Адводзь яго[29]! – трепетнув веками, махнул рукой царь.

– Мне насладуй! – махнула ручкой царица Тарасу.

Как во сне бывает – раз, и ты уже в месте ином, ещё более неведомом, – оказался Тарас в какой-то каморке, набитой всяким скарбом подешевле, а ещё шкурами всякими с кислой отдушкой и тюфяками. И в такой близи от царицы очутился в этой тесной тьме Тарас, что и дышать забыл, только сердце рвалось сквозь рёбра, как таран стенобитный.

– Рой тутай!

По наитию нашёл Тарас под тюфяками крышку, как от большого сундука, приподнял её, из-под крышки дохнуло свежей могилой.

– Беджешь моим правдживём… верным… рыцерем?[30] – вдруг жарко шепнула царица.

Руки Тараса были заняты скобой и тяжестью крышки, а то бы куда их девать!

– Довіку твій вірний лицар, матінка цариця![31] – едва пролепетал Тарас.

Прикоснулась царица Марина тыльной стороной своих холодных и душистых пальчиков губ Тараса, будто слегка хлестнула по ним. А за сим ещё провела пальчиками по щеке Тараса. Вот уж ожгла, так ожгла – Тарас чуть крышку подземелья не уронил!

– Ещё тей награды больше иметь станешь! Нуркуй уж!

Оказался под избою царской проход подземный, рытый кротом большого борова не меньше, кое-где даже укреплённый. Тарас от ожога того царицына без страху едва не пушечным ядром на карачках промчался по подземелью, не рассуждая, куда вылезет, да хоть в преисподнюю. Промчался едва не быстрее того, как тушинские хозяева прошли от дверей царёвой палаты до его светлицы.

Конец хода был таким пологим, что с разгону Тарас убился головой в дерево. Во тьме искры из глаз полетели – только успей осмотреться. Не устрашился препятствия Тарас – деревянная преграда на пути отдалась гулко и сквозило от нее, значит – не была завалена никакой непомерной тяжестью.

Тарас принялся колотить в дверцу. Крышка подземелья отпахнулась – и Тарас выскочил прямо в ноги знакомого донского есаула, в том же донском стане.

– От пострел-то! – выпучился есаул. – И тут поспел! А наши ещё там тебя ждут, думают, что назад с девками царицыными и выпростаешься!

Едва слышал Тарас те слова – голова ещё гудела от удара в дерево.

– Що ж відразу цим шляхом не послав? – удивлялся навстречу Тарас. – Вмить б я впорався[32].