Тайна царя-отрока Петра II

Наступила новая ночь, и опять в окно пялилась луна, белая, полубезумная, серебристая – хоть бы одно облачко! И опять Катерина не могла уснуть, а когда сон сморил её – снова раздался грохот. Неужто муж её «является»? Не желает, чтобы была она покойна и вы́носила младенца, наследника?..

Утро началось с криков и пощёчин – княжна расходилась так, что её не могла унять даже мать Прасковья Юрьевна. Портрет императора велела вынести в другую комнату, чтоб его тут не было.

Весь день, до возвращения брата с женой из церкви (сама Катерина туда не пошла, сославшись на хворобу) разбирали её досада и злость. Вспоминала Миллюзимо, который – ну-ка подумать! – являлся к ним, только она не показалась в окне, соблюла честь… А ведь могла вернуть любимого, но не позволила! Теперь она вдова и императрица и ждёт наследника…

Нерадостная свадьба

У кого свадьбы многолюдные, шумные, с великими застольями, с песнями-плясками, шутками-таратуями, скоморохами, у кого на венчании – толпа сродников, ждущих молодых из-под аналоя, а тут от невестиной стороны только две старушки, дальние родственницы, ни братьев, ни сестёр… Радость, настоянная на горечи, вино, перемешанное со слезами, вместо мёда полынь – вот что было венчание Шереметевой и князя Долгорукого.

Истинно – «Горенки» от слова «горе». Здесь прощались перед дальней дорогой в ссылку. А в этот день, 8 апреля 1730 года, лишь ступила невеста на крыльцо, выйдя из церкви, старушки, сродницы её, откланялись, и отправилась она одна-одинёшенька к новым родичам в дом. Каково-то встретят? Полюбится ли им, полюбятся ли ей они?..

Встретили, как полагается, хлебом-солью. Рюмки поднесли на пуховых подушках, выпили – и оземь! Усадили за стол, полный яств. Улыбались сёстры, шумно угощались младшие братья – Александр, Николай, Алексей. Но отчего-то над Натальей Борисовной как бы витало невидимое тёмное облако.

Свёкор был рассеянный, о чём-то тихо переговаривался со своей Прасковьей Юрьевной. И отчего-то не было за столом Катерины – она сказалась больной, не желала никого видеть. Что приключилось, Наталье не сказывали, а спросить нельзя, не положено. Свекровь глядела на невестку ласково, но угощала за столом всё больше сына. «Ешь, Купита, любимое яство твоё…» Имя это его домашнее покоробило Наталью, но виду она не подала.

Единый ей был свет в окошке теперь – муж Иван Алексеевич. Он сидел в задумчивости, не выпуская её руки из своей. А потом вдруг вскинул голову, живым огнём сверкнули глаза, и проговорил:

– Знайте: спасительница моя единственная – Натальюшка! Прошу любить и жаловать… Дороже её нет никого. – И опять опустил голову. А затем взял гусли и запел-запричитал грустно-весёлое:

Беспечальна мати меня породила,гребешком кудрецы расчёсывала,

драгими порты меня одеяла,и отошед под ручку посмотрела:хорошо ли моё чадо во драгих портах?А в драгих портах чаду и цены нет!..

Опустилась ночь. Окна занавешены. Перины приготовлены. Молодые вступили в опочивальню. И никто, кроме месяца молодого, народившегося, туда не заглядывал, лишь ему ведомо, как отчаянно ласкал князь жену, как настойчивы были умелые его руки, а поцелуи маленького пухлого рта – как следы лепестков на её теле… Чуть не три дня не выпускал робкую жену из опочивальни…

Катерина так и не явилась к столу.

Палашка не отходила от неё. Тихо сидела в уголке с виноватым лицом, готовая вскочить на голос княжны. Но та молчала, а потом даже прогнала служанку.

Ночью опять во всю мочь вызвездилась луна. Болело и ныло внутри, смятенный сонм чувств разрывал Катерину. К утру стали смежаться её чёрные очи, но тут – что за дьявол? – раздался стук. Четыре раза – тук-тук-тук-тук!.. Словно костяными пальцами кто-то размеренно стучал – в потолок, в дверь, в стену?..

Больная позвала матушку – и!.. Всё и свершилось…

Весть та в скором времени донеслась до Тайной канцелярии – и человек с ослиными ушами явился к Бирону, сообщил, что наследника более нету…

Сказывали, будто у фаворита разговор был с ушастым.

– Что у Долгоруких ещё делается? – спросил вежливый герцог.

– Восьмого венчается Иван Алексеевич с Шереметевой.

– Восьмого?.. Три дня им дать, а после… Одиннадцатого числа подать бумагу царскую… Иди.

А далее события развивались стремительно. Восьмого апреля состоялась печальная свадьба, на которую никто из сродников Наташи не явился, а потом – всех в ссылку…

От лёгкого шереметевского сердца

С третьего дня молодым положено навещать родственников своих, близких и дальних. В первую очередь молодожёны отправились к дяде Сергею Григорьевичу. Надев бледно-зелёное в полоску шёлковое платье, вплетя в волосы жемчужную нитку, накинув мантилью на беличьем меху, вышла Наталья Борисовна в гостиную. Слуга князя едва успел застегнуть все пуговицы на немецком кафтане – было их множество, целых двадцать.