Заложили коляску, сели. Братья и сёстры вышли на крыльцо проводить, даже Катерина появилась – изменившаяся, похудевшая, с тёмными кругами под глазами.
Вдруг на дороге затарахтело – кто и к кому? Не иначе к ним… Старый князь, который был в постоянной тревоге, сразу узнал чиновника из Сената. Пробормотал что-то насчёт ищеек Остермана и обмяк. Прасковья Юрьевна, где стояла, там и села.
Чиновник протянул князю пакет, тот расписался, и карета повернула назад. Алексей Григорьевич с ненавистью поглядел вслед чёрному посланнику и разорвал конверт.
Его обступили. Но князь читал молча. Все ждали – он лишь повторил побледневшими губами: «…отправляться в дальние деревни… в ссылку до особого распоряжения…»
Взявшись за балясину крыльца, Прасковья Юрьевна закачала головой, глядя без всякого смысла в пространство.
Наталья не понимала происходящего, однако с молодой горячностью заговорила:
– Батюшка, матушка! Да как же это? Да можно ли ни в чём не повинных людей ссылать? – Она потёрла лоб, не веря в происходящее и стремясь найти выход. Удивляясь собственной смелости, предложила: – Надобно ехать к государыне! Рассказать ей всё как на духу – и смилостивится она!
– Молода ещё, не мыслишь всего, – осадил невестку старый князь. – Милости её нам не дождаться, верховники ей теперь не указ, всех готова извести.
– А что у дяди Сергея? Надобно ехать к нему! – всполошился Иван Алексеевич.
– Не можно сие так оставлять, надобно с ним совет держать… – подхватила Наталья и первая двинулась к коляске.
Дорога была сухая, и лошади быстро домчали их до Знаменки. Сергей Григорьевич вышел навстречу без парика, всклокоченный. По одному его виду можно было понять, что и тут дела худы. Сразу спросил:
– Был ли у вас секретарь из Сената?
– Был… – бледнея, отвечал Иван.
– И у меня был. Указ – ехать в ссылку…
– Да как же это? Неужели правда?.. – Наталья схватила мужа за рукав. – Сергей Григорьевич, Иван, дозвольте мне, я поеду к государыне!
– Видала ты, какова эта государыня, милости от неё не жди… – поник князь Иван.
Вошёл слуга с вопросом:
– Чего изволите?
– Пошёл вон! – рассердился князь Сергей. Попыхивая трубкой и сильно дымя, он подбавил поленьев в камин.
– В три дня велено собраться и ехать.
– Как?.. В три дня? – слабея, переспросил Иван.
– Да вот так!
– Какое злодейство! Дак это же как у турков: пришлют для особого знака верёвку – и удавись… – возмутилась Наталья, полная благородного негодования. Не знала она того, что первого апреля у Катерины случился выкидыш, ищейки выведали сие, нового наследника можно было более не опасаться, и оттого решили в спешном порядке выслать Долгоруких.
Когда молодые вернулись в Горенки, домашних они застали в полном смятении. Крики, слёзы, беготня! Всё ходило ходуном… Уже собирались в дорогу, перетряхивали сундуки, рундуки, вынимали шубы, хлопали залежавшиеся одеяла, складывали в мешки, мерили сапоги, валенки…
Сёстры и братья суетились, Алексей Григорьевич командовал, жена его следила, как укладывают. Лишь Катерина не принимала ни в чём участия, равнодушно поглядывая вокруг.
«Отчего они тёплые-то вещи берут? Разве до зимы там быть? – удивлялась Наталья. – Драгоценности прячут, бусы, ожерелья, иконы в золотых окладах – к чему?»
– А мы-то что возьмём? – спросила мужа. Он лишь потерянно пожал плечами, и ей пришлось собираться самой.
Ни знания жизни, ни опыта не было, и брала девочка-графиня лишь самую необходимую одежду, да ещё пяльцы, да нитки (как без вышивания жить в отдалении?), да ещё дорогую ей книгу – «Четьи-Минеи», ну и золотую табакерку, подаренную государем на помолвку, да гусли Ивановы…
А через два дня в Горенках появились солдаты. В грязных сапогах ввалились в дом, а командовавший сержант бесцеремонно заглядывал в комнаты, покрикивал:
– Скорее! Ждать недосуг!
Князь Иван осадил грубияна:
– Куда прёшь, дубина!
– Но-но!.. Велено нам, и не хочем мы оплошки!
– Как разговариваешь с князем? – Долгорукий чуть не с кулаками бросился на сержанта.
Тот промолчал, но взгляд его явственно говорил: мол, был князь, фаворит, а нынче ты не князь мне. Наталья повисла на руке у мужа: «Тише, тишенько, Ванюша…»
Утихли крики, плач, беготня… Телеги нагружены, лошади запряжены, кареты налажены – долгоруковский обоз двинулся.
Было это на пятый день после венчания молодых в Горенках. В первой карете сидели Алексей Григорьевич с Прасковьей Юрьевной, во второй – сёстры Катерина и Елена, в третьей – братья Алексей, Николай, Александр, а в последней – новобрачные. Ещё отдельно ехали слуги и… мадам Штрауден с Дуняшей. Да, узнав о предстоящей печальной участи своей воспитанницы, гувернантка не раздумывая отправилась вслед за нею. Отпустил Пётр Борисович и девку Дуняшу, к великой её радости.