Колька удивился:
— Кому-кому?
— Что вяжешься? — рассердился Семен Ильич.
— Да нет, я…
— Не мелкое это дело! Ни старшим грозить, ни на ровном месте бить, всем скопом одного. Раз способны на такое — так и на все остальное тоже. Что?
— Ничего, ничего.
— Комендантша тоже на них жаловалась: график дежурства не соблюдают, подмести дорожки не заставишь, хвори себе придумывают. На кого думать, по-твоему?
Колька на этот раз промолчал, пусть уж сам себе отвечает.
— Взрослые не могли, старший курс, комсомольцы — тоже нет. Чужие в помещениях не были замечены — на вахте бы отметили. Вот и получается по всем раскладам, что кто-то из первокурсников. Если уж подозревать кого, то грешу на этих двух.
— Крысята.
— Погоди с терминами. Так, а вот и искомый моментик, — старик пришел в себя и начал сам предлагать, что делать. — Смотри, какая конструкция: чтобы потратить деньги, надо отлучиться куда-то, вряд ли дурак какой станет в районе капиталом светить, согласен?
— Согласен.
— Значит, некуда потратить до выходных. Сегодня у нас среда, так что надо успеть за два дня. Только, если выяснишь, при всех не вздумай уличать, мы ж не знаем, где деньги, если объявишь, то сбегут, пропадут и они, и деньги.
— Верно.
— Если мы узнаем, кто взял деньги, и убедим вернуть — считай, что наша взяла. Делу ход я не дам. Если же нет, то я уж лучше сам…
Пожарский насторожился:
— Что «сам»?
Старик успокоил, неискусно изобразив добродушное удивление:
— Как что? В отставку. Что это ты так разнервничался?
Да, Колька нервничал. Тут и от половины того, что Ильич наговорил, чокнуться можно.
«Старый леший, сам в отставку. Не то я пацан сопливый, не знаю, что делают уличенные в хозяйственном преступлении… И в тюрягу он не пойдет, на старости лет позориться не захочет, куда ему. Так что остается одно…»
От этой мысли поджилки затряслись еще больше. Что ж, по-своему Ильич прав: ему-то нервничать более не придется, будет в петле раскачиваться и с небес на них поплевывать. Колька встряхнулся, отгоняя призраков.
«Так, к делу. Уже вечер среды, времени совсем мало, а первокурсников много. Но погоди, надо сосредоточиться. Попробуем поискать под фонарем: Ильич обозначил две морды, которые ему грозили, — с них и надо начинать, так ведь?»
Поскольку Ильич смотрел и ждал, а что конкретно делать — Колька так и не понял, то принял единственно возможное решение: делать хоть что-то.
— Я бы поглядел на месте, Семен Ильич, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Так можно?
— Иди и смотри, — буркнул старик, — а чтобы не заподозрили — я тут останусь.
А что, здраво. Молодец. Уточнив, где в столе деньги лежали, и выяснив, что в выдвижном ящике, прямо под столешницей, — Колька отправился в общагу.
И, как назло, столкнулся с новой комендантшей. В комбинезоне, заляпанном краской, в газетной треуголке поверх косынки — для надежности — Раиса эта как раз подходила к двери комнаты директора. Вот это совершенно некстати.
Глава 17
Дело в том, что Пожарский и сам неоднократно сообщал поверх ее головы о драках, и, хотя напрямую ничего никогда не говорилось, простой здравый смысл подсказывал, что у Асеевой нет никаких поводов хорошо к нему относиться. Поскольку Колька еще не до конца свыкся со своим новым статусом наставника, то предпочитал избегать встреч со взрослыми, к нему недружелюбно настроенными.
Раиса Александровна тоже не выказывала восторга по поводу встречи с товарищем Пожарским и глянула вопросительно. Подавив первый порыв сбежать, Колька рассудил: лучше попробовать объясниться по-хорошему. К тому же вариантов особых не было, она совершенно точно тоже направлялась к двери Ильича, и с трудом можно было провести в кабинете хоть какой-то осмотр, если придется отодвигать от порога эту ведьму с ведром.
— Вы к Семену Ильичу? — спросила комендант.
— Нет.
— Тогда что вам тут надо?
— Смотрю.
— Так, может, вам лучше отправиться в музей? Мне надо дверь докрасить.
В это время из конца коридора вывалилась компания первокурсников, и Колька решился:
— Я вам помогу.
Бестрепетно ухватив тетку под локоть, он распахнул дверь, галантно протолкнул ее вперед, зашел сам и закрыл комнату.
Нет, все-таки дама более чем достойная. Вопреки ожиданиям, не развопилась, не затрепыхалась, в тишине ждала пояснений. По коридору пробежали, хлопнули двери, все стихло.
— Я извиняюсь… — начал Колька, но комендантша, вдруг улыбнувшись, заверила:
— Понимаю, Николай. Понимаю. Знаю, что случилось, и примерно догадываюсь, кто взял деньги.
Что ж, она без обиняков, ему-то зачем мудрить.
— Бурунов и Таранец? — брякнул он.
— Возможно, они, возможно — нет, тут много разного народу, — туманно заметила Асеева, — вы желали оглядеться — давайте, пока никого нет в коридоре. А потом поговорим.
«Многообещающе звучит, — усмехнулся он про себя, — но раз бабка настаивает…»
Комендант, демонстративно открыв дверь так, чтобы со стороны коридора нельзя было заглянуть внутрь, принялась неторопливо мешать краску, разбирать какие-то куски шкурки, ронять кисточки, в общем, совершать множество вещей, которые делают криворукие дамочки, взявшиеся не за свое дело.