Тайна центрального района

— Я не… — начал было оправдываться Сергей, но Муравьев, не обратив на него внимания, продолжил рассказывать:

— Мама его ждала-ждала, да и потом побежала в милицию. А там начали снова заливать, как всем — мол, погуляет и придет.

— Но женщина-то столичная, не того пошиба, — вставил Остапчук.

— Именно. Мама подняла крик, и отец присоединился. Я как раз после школы милиции заступил на службу, помню… — Муравьев поежился. — Да, головы летели… Многих поснимали, на нас столько обрушилось! Я начальником отделения трудился, верите? Мне двадцать было.

Акимов искренне посочувствовал.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Муравьев, — да, утомились мы порядком, даже молодые, свеженькие и трудолюбивые. А по городу все слухи, и уже давно граждане детей перестали отпускать в одиночку, даже беспризорники стали осторожнее. Принялись трудиться, и, пока суд да дело, мы установили, что после похода в кино еще трое пропали, потом еще. Установили места: кинотеатр «Октябрьский». Там вокруг всегда крутилась детвора…

Муравьев померк, потер свою круглую физиономию, как бы незаметно по глазам провел.

— Я лично сам проверочку проводил. Мать плачет: пошла на рынок — а ей интимно так предлагают пальтишко из польского сукна…

Помолчали. Выпили.

— Ну а дальше? — спросил Сорокин.

— Что ж… Нашел свидетелей, продемонстрировал фото, они узнали детей с фото, мол, вроде бы видели, как какая-то женщина с ними заговаривала…

— И как выглядела? — быстро встрял Акимов.

— Да так, никто тогда хорошо не выглядел, — напомнил омич, — худенькая, белобрысая, кривоватая…

— В угольной пыли, — как бы в сторону добавил Сорокин.

— Да, — подтвердил Муравьев, — возникла идея: может, заманивали на сеанс провести. Но как только взялись за разработку — и тут возьми и рвани котел. Дотла выгорел кинотеатр. По учеткам проверили: дежурила Лехнович, Юлия Владимировна, она же уборщица. Из Ленинграда, вдова агронома-селекционера Лехновича, может, слышали?

— Умер от голода в лаборатории, а образцы картошки, которая чуть не в темноте плодоносила, остались нетронутыми, ими Марсово поле засевали, — глухо пояснил Сорокин.

— Да, герой, в общем. И вдова достойная, погибла на рабочем посту. Оформили бумагу о том, что она пропала при обстоятельствах, подразумевающих смерть.

— А дети? Они ж были? — спросил Акимов.

— Двое, старшая дочь Ида и пацан Серафим, после менингита ослеп на один глаз. Вот.

С фотокарточки смотрели, прижавшись головами, светловолосая худенькая женщина с глубоко посаженными глазами и дети — девочка, очень похожая на мать, исключая то, что глаза другого разреза, косенькие, и одноглазый мальчик.

— Паскудство какое, — процедил сквозь зубы Остапчук, — паскудство. — Ткнул толстым пальцем: — Вот это та самая Лидка, связная доставалы.

— Ну-ну, Иван Саныч, — попенял Сорокин, но челюсть ворочалась так, что безошибочно угадывалось куда более дикое сквернословие.

— Она же — зазноба Андрюхи Пельменя, — таким же манером сообщил Акимов, — которая ему глаза отводила, чтобы братец сбежать успел.

— Что за приключения? — с живым интересом спросил Муравьев.

Сначала Остапчук, потом Сергей кратко, не вдаваясь в совсем уж тонкие подробности, пересказали то, что узнали, а Акимов — еще и эпопею, которую удалось выбить из Пельменя общими усилиями.

Парня было откровенно жаль. Страдал очень. А то, что любимая — гадкая предательница, он не согласился, сколько ни настаивали, чуть до драки дело не дошло. Это несмотря на то, что Лидки и след простыл…

Омич, выслушав их внимательно, не перебивая, признал:

— Что уж, все беды от любви, что у нас, что у вас.

— Про детей давай, — подал голос Сорокин, — той якобы погибшей вдовы Лехнович.

— Обоих в детдом определили. Причем мальчишка настоял, чтобы ему поменяли фамилию.

— С-сучонок, — злобно вставил Саныч.

Сорокин попросил обосновать заявление, но сержант уперся: просто так вырвалось. Убедившись в том, что подчиненный занял твердую позицию, капитан отступился и пригласил:

— Давай, Муравьев, дальше.

— А что дальше? Пацан бежал, пропал бесследно, а что до девицы — вы лучше меня знаете. Да и, собственно, все дальше лучше меня знаете. А к вам я случайно явился! Приехал документы подать в ВЮЗИ, и уж обратно собрался, зашел на толкучку обувку посмотреть. Так нате. Слышу, знакомые разговоры, тетки по рядам шушукаются, точь-в-точь как у нас, да еще и с шуткой, не с мертвых ли младенцев одежа? Вот так оно и сложилось.

— Мы все это время над Сонькой и Наташкой всей конюшней ржали, — не выдержал Акимов.

Установилось молчание. Потом Муравьев деликатно заметил:

— Если каждую городскую легенду расследовать, то никакого времени не хватит…

— И кадров, — завершил Сорокин и подвел черту: — Закончили со святой простотой и мрачной рефлексией. Кто гостя на вокзал отправится провожать?