Небо расчистилось, хотя ветерок был еще прохладный. Они плыли прямо туда, где клонилось к закату солнце, река перед ними отливала серебром. Уилли стоял на носу и наблюдал, как ветерок будоражит воду и как река ему подмигивает. Дик перегнулся через планшир, сунул в воду руку и как зачарованный смотрел, как река вьется вокруг его пальцев. Сэл наконец подняла голову и посмотрела на утесы, поросшие густым, словно мох, лесом, на реку, в которой отражались-множились и утесы, и лес.
Глядя на все ее глазами, Торнхилл понял, как сильно он изменился. Теперь он был совсем не тем человеком, который, впервые попав сюда с Блэквудом, потерял дар речи, столкнувшись с гигантскими отрогами, с живой мощью реки. Теперь эта земля стала его землей обетованной, чистой страницей, на которой будет написана новая история его жизни. Но он понимал, что жене она кажется суровой и неприветливой, испытанием, которое придется выдержать.
Он постарался облечь свои мысли в слова: «Ты привыкнешь, милая. Сама удивишься, как тебе понравится». Он всего лишь пытался ее приободрить, но, как только произнес эти слова вслух, понял, что именно это и хотел сказать. Сэл сделала над собой усилие, глянула на него с бледной улыбкой: «Ну ты и горазд болтать, Уилл Торнхилл!»
«Я сделаю это место таким уютным, что ты подумаешь, будто оказалась Дома, на Суон-Лейн!» – вскричал он, и Уилли захихикал. Но Сэл это смешным вовсе не показалось. С кормы, где он сейчас стоял, Торнхилл видел лишь ее затылок в залатанном чепце и крепко сжатые колени.
Дик посмотрел на лес: «Па, дикари нас съедят?» – и перепуганный Братец расплакался: «Ма, не дай им меня съесть!» Но Торнхилл не намеревался потакать глупостям: «Значит, так, парни! Вы такие маленькие и тощие поганцы, что никто на вас и не позарится».
Но все равно он то и дело поглядывал на нос, где бережно завернутое в парусину, подальше от воды и любопытных глаз, лежало ружье.
Торнхилл купил его у мистера Мэллори, того, что жил возле Каупасчерз. В тот день Торнхилл впервые взял в руки оружие. Оно все было в жирной смазке – не терпящий шуток механизм, тяжелый и бескомпромиссный.
Мэллори повел его в загон для скота, чтобы показать, как эта штука работает. Зарядить, вставить запал – такая морока, что он чуть было не передумал. От первого выстрела до того, как будешь готов сделать второй, проходит целых две минуты – даже у самого Мэллори. Что ж до Торнхилла, то у него подготовка к выстрелу, поскольку он загнал пыж слишком глубоко и просыпал порох, заняла целую вечность.
Он вскинул ружье на плечо, нажал на спуск, почувствовал, как кремень ударился о сталь и высек искру. Порох взорвался, опалив ему лицо, а приклад ударил в плечо так сильно, что он чуть не упал.
Мэллори улыбнулся с видом превосходства и принялся рассказывать длинную историю, как он стрелял фазанов в Боттомли-он-Марш. Это была еще одна история о том, что ведомо только господам – что ружье может нанести стреляющему такой же урон, как и тому, в кого стреляют.
Торнхилл не считал себя способным послать шарик из раскаленного металла в тело другого человека. Но одной из привилегий получивших помилование было разрешение иметь ружье. Он заработал эту привилегию, хочет он того или нет.
«Так, на всякий случай», – сказал он, забирая у Мэллори ружье. Сейчас он не понимал, почему тогда старался говорить эдаким небрежным тоном.
Все примолкли – каждый по-своему представлял, что ждет его впереди. И наконец, уже ближе к вечеру, когда между утесами залегли длинные лиловые тени, он увидел высокий, лобастый, как китовая голова, гребень горы, а под ним реку, огибающую землю, которая скоро станет его землей. Мыс Торнхилла.
Он окликнул ее: «Смотри, Сэл, вон там, впереди!»
Когда они уже почти подплыли, он почувствовал, что течение изменилось: начался отлив. Киль по-прежнему вспенивал реку, ветер, отражаясь от утесов, по-прежнему надувал паруса, но вода, державшая лодку, поворотилась против них. Противоборствующие силы ветра и воды сражались за «Надежду», и она замерла на месте, а затем баланс сил изменился, и отлив начал неудержимо выталкивать их обратно.
Мыс Торнхилла был так близко, что он видел, как шевелятся под ветром листья мангровых деревьев, видел птицу на ветке.
Нет, он должен перебороть возникшее вдруг ощущение, будто это место издевается над ним.
Конечно, они могли встать на якорь и пересидеть отлив, провести ночь на борту, как они с Уилли не раз и делали. Но Торнхилл ждал так долго, так долго мечтал! «Бери весло, Уилли, готовься, парень!» – крикнул он, и мальчик прокричал в ответ: «Па, давай подождем прилива!»
Он, конечно, был прав, но Торнхилла колотило от нетерпения. Его сжигало желание ступить, наконец, на землю обетованную. Он ринулся на нос, схватил распашное весло, навалился на него всем своим весом – сила его рук против силы реки. Лодка медленно, лениво стронулась с места. Он крикнул: «Бога ради, Уилли, съешь тебя акулы, хватай кормовое весло!» – и сам понял, что из глотки его раздалось только невнятное сипение.