Два года спустя во Флоренции с антикваром Альфредо Джери связался Винченцо Перуджа, скромный маляр (по другим сведениям, стекольщик), объявивший, что «Джоконда»
находится у него. Вначале эксперт не поверил ему и без всякой надежды пришел в гостиницу, где проживал звонивший: не впервые случалось, что какой-нибудь мистификатор хвалился тем, что он владеет оригиналом картины. Однако на этот раз все было иначе. Перуджа рассказал, что он снял доску со стены в музее и вынес ее, спрятав под пиджаком, совершенно спокойно. Его целью было вернуть картину в Италию. По его мнению, Франция не имела никакого права на эту картину. Джери исследовал картину вместе с директором Галереи Уффици и пришел к заключению, что это оригинал. Обманным путем антиквару удалось арестовать похитителя и передать шедевр в Лувр. «Джоконда» вернулась обратно после двух остановок в Риме и в Милане, где тысячи людей пришли, чтобы полюбоваться ею. С этого момента известность картины только возрастала: в скором времени этот портрет стал самым известным произведением искусства в мире. Перуджа отделался годом тюремного заключения и, освободившись, примазался к ее славе. Он начал оставлять автографы на открытках с изображением таинственной дамы Леонардо.Через несколько лет «Мона Лиза»
стала иконой, вдохновляющей современных авангардных художников. Марсель Дюшан[140] пририсовал ей усы, чтобы десакрализировать ее, Сальвадор Дали перемешал свои черты с чертами лица этой дамы, превратив ее в беспокойное чудовище, Энди Уорхол бесконечно отпечатывал ее во множестве разных цветов на своих знаменитых сериграфиях[141]. Для американского художника «Джоконда» уже не являлась больше оригинальной картиной, а стала всплывающим в памяти образом, заслуживающим того, чтобы быть воспроизведенным серийно, как любой товар в супермаркете.По прошествии пяти веков Леонардо достиг своей цели: он превратил лицо реально существовавшей женщины в идеальный образ без имени и истории.
Действительно, сегодня изображение Моны Лизы
можно видеть отпечатанным на футболках, магнитиках для холодильника, чашках, сумках – без всякого уважения к ее уникальности. Ее лицо становится предметом всевозможных рекламных манипуляций, ее улыбка привлекает внимание людей на всех широтах. Это безумное размножение образа почти лишило ее истинной идентичности. Она стала иконой, адаптированной к любому контексту. В общем, по прошествии пяти веков Леонардо достиг своей цели: он превратил лицо реально существовавшей женщины в идеальный образ без имени и истории.Абсолютный миф.
Глава 13
Все под контролем
Гораздо более, чем «Джоконда»,
росту славы Леонардо способствовала незаконченная роспись «Битва при Ангиари» в Палаццо Веккьо. Внимания художника добивались самые значительные дворы Европы.Да Винчи был первым живописцем, который не чувствовал себя ремесленником, вынужденным считаться с пожеланиями религиозного ордена или благородного синьора, он вел себя, как интеллектуал, который может позволить себе невероятную свободу, не боясь обвинений заказчиков.
Его апатия, необязательность в работе над проектами, постоянная разбросанность, легкость, с которой он переходил от одного проекта к другому, не пугали потенциальных заказчиков, убежденных, что любой его жест всегда производит шедевр. Да Винчи был первым живописцем, который не чувствовал себя ремесленником, вынужденным считаться с пожеланиями религиозного ордена или благородного синьора, он вел себя как интеллектуал, который может позволить себе невероятную свободу, не боясь обвинений заказчиков. Он оставлял у себя полюбившиеся работы, не заботясь о том, чтобы передать их заказчикам, как в случае с «Моной Лизой»,
оспаривал согласованный гонорар за алтарную картину «Мадонна в скалах», бросал на середине грандиозную работу, когда не мог исправить нанесенный ей вред. То, как он поступил с «Битвой при Ангиари», просто невероятно. Поняв, что работа испорчена, Леонардо не пожелал больше видеть зал Большого совета: он бросил строительные мостки со всеми инструментами, которые там были, канистры с маслом, жаровни, листы, банки с краской и кисти. Он избегал посещать Палаццо Веккьо, чтобы не испытывать унижения после своего провала. Пьеро Содерини, гонфалоньер Республики, через несколько недель начал терять терпение и пытался вернуть его обратно самыми мягкими увещеваниями, аргументами, что художник обязан завершить роспись и не может так просто отказаться от заказа. Однако да Винчи не желал слышать никаких доводов.