Читаем Таинственный Леонардо полностью

Переплетение каналов

В XVI веке через Милан беспорядочно протекали потоки воды, накапливавшиеся между средневековыми стенами и стенами, позднее построенными Сфорца. Античная система рвов не только защищала город, но и снабжала водой, необходимой для повседневной жизни и развития ремесленного производства, и облегчала перевозку товаров. Примерно в середине XV века эта структура была улучшена благодаря системе шлюзов, которые соединяли бассейны, находившиеся на разных уровнях. Именно с таким механизмом работал Леонардо.


Вопреки распространенному мнению, да Винчи не был «автором» навильо, а скорее одним из многих инженеров, изучавших и расширявших эти судоходные каналы, изобретая блестящие решения. С 1506 по 1513 год художник исследовал шлюз навильо Сан-Марко: он хотел связать навильо Мартезана с внутренним кольцом навильо посредством двух новых шлюзов, Порте Винчиане, расположенного в Сан-Марко, и Инкороната.


В его записях находятся проекты машин, используемых для подачи воды, таких как знаменитый «Архимедов винт»[144]

, ускорявший опорожнение шлюзов, улучшая судоходность бассейнов. Благодаря вмешательству Леонардо, на лодках можно было пересечь весь город, используя исключительно водные пути. Как обычно, художник мыслил масштабно, но на этот раз французское правительство пошло за ним и осуществило его проект. Комплекс навильо, вне всякого сомнения, стал самой амбициозной и успешной инженерной работой да Винчи.


Из всей его системы каналов сегодня осталось только три: навильо Гранде и Павезе, связанные с Дарсеной, и навильо Мартезана на северо-востоке города. Все остальные были постепенно канализированы, начиная с XIX века и заканчивая последним ударом, нанесенным фашистским режимом в тридцатые годы XX века, когда был забран в трубы весь внутренний круг. В последние двадцать лет навильи Гранде и Павезе стали центром ночных развлечений миланцев, в то время как вдоль навильо Мартезана протянулась велодорожка из центра города до Адды. Катясь по ней, можно полюбоваться на Порте Винчиане, долговечные творения инженерного гения Леонардо, сохранившиеся до сего дня, по прошествии пятисот лет.

Открытие эротизма

Нетрудно себе представить, что в таких обременительных и трудных обязательствах у Леонардо в те годы оставалось мало времени для живописи. Действительно, на протяжении своего второго пребывания в Милане он редко брал в руки кисти. Да Винчи скорее предпочитал посвящать себя изобретению технических новшеств, которые он набрасывал и предоставлял в распоряжение своих помощников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура